Театральные подмостки (СИ)

Потом совещались присяжные, к которым подсел и я, органично вписавшись в этот паноптикум. Ещё к нам присоединились Лера со Шмыганюком. Сие застолье больше походило не на совет присяжных, а на семейный консилиум. Все присяжные, кроме Лизы Скосыревой и Лидии Бортали-Мирской, с упоением измывались над Ксенией, стараясь ударить больнее. Но почему-то больше всех разглагольствовал профессор Меряев. Он развёл какую-то чудовищную демагогию, а в концовке заключил:

-- Совершенно очевидно, -- скрипел он, -- на лицо недоразвитость человеческого сознания, моральных и нравственных принципов. Яркое проявление порока не осознаётся обвиняемой как явление греха. Своё падение она расценивает как следствие стечения обстоятельств. Соответствующие пороки наследуют и её дети. Поэтому с точки зрения чистоты человеческой цивилизации -- рождение и воспитание детей данной особой нецелесообразно.

Учёный старичина, конечно же, всех поразил, а Лера смеялась мелким дребезжащим смешком.

Окрылённый старикан профессор тут же двинул идею, к которой, наверное, и подводил своей предыдущей демагогией.

-- У меня есть предложение, которое, несомненно, устроит всех, -- кашлянув, сказал он. -- Я готов жениться на обвиняемой. Я даже согласен удочерить девочку. Разумеется, это жертва с моей стороны, но готов, так сказать, пострадать ради счастья всего человечества.

Прокурору, то есть мне, эта идея сразу понравилась, и я уж было открыл рот, чтобы всесторонне поддержать, но Анна Михайловна сразу завизжала, брызгая пеной во все стороны. Обозвала профессора старым ослом, трухлявым похотливым пнём, утлым дряблотрясом и другими последними словами, и чуть не окривела.

После долгих дебатов решили приговорить Ксению навечно отбывать наказание в одиночной камере, а дочку приговорить к пожизненному заключению... в другой семье...

-- Их непременно надо изолировать друг от друга, -- наставлял Бересклет. -- Иного не дано. А мамаша... пускай идёт на все четыре стороны. Мы же не звери, в самом-то деле. Я позабочусь, чтобы девочка попала в надёжные руки. Выберем подходящую семью.

-- Что значит "подходящую"? -- скривился циник Оскар. -- Отдать каким-нибудь алкашам, и дело с концом.

Все одобрительно загудели, в том числе и я.

-- А может, есть какой-то другой выход? -- спросил трус. -- Всё-таки мать...

-- Нет другого выхода! -- сказал Графин. -- У этой... вообще никогда не должно быть детей!

-- Правильно! Кого такая может родить?

-- Гнилой род надо пресекать на корню!

-- И я согласна, -- сказала Неля. -- Нам головники не нужны!

Трус сразу поник, не смея возражать.

Идея с дочкой мне понравилась, а насчёт Ксении -- тут уж я не смог промолчать...

-- И что, мы её просто так отпустим? -- возмутился я. -- Без всякого наказания?

-- А что вы предлагаете, Иван Михайлович? -- спросила судья.

-- Ну, давайте её замуж выдадим, что ли!

-- За кого? -- скривилась Лера.

-- Ну, есть у меня на примете.

-- Какое же это наказание! -- затрепыхалась Неля.

-- Так и я абы кого не предлагаю...

-- Да? Ну и кто он? Молодой жених-то?

-- Да так... годов пятьдесят... может, шестьдесят, но ещё не на пенсии...

-- Пьёт?

-- А как же! Не просыхает, каждый день закладывает.

-- Хорошо, то, что надо. А как хоть у него?.. -- спросила Лиза Скосырева, суча сложенными в щепоть пальцами. -- Деньги есть? Кем работает?

-- Да какие деньги... с работы давно выгнали, квартира, правда, ещё цела, секция. В общей сложности семнадцать лет отсидел. Толком нигде не работает, сейчас третий месяц дома отлёживается, в запое.

-- Это вообще чудненько! -- обрадовалась судья. -- Как приятно, когда правосудие зиждется на чистоте помыслов и глубоком понимании жизни. Такое редко бывает... Ну, значит, так тому и быть. Все поддерживают позицию прокурора Бешанина?

И тотчас же все одобрительно единогласно проголосовали.

После уже, вспоминая, этот сон, я не мог понять своего гадкого поведения, крайнего злорадства, жестокости и тупого единодушия с этими странными людьми. Может быть, моя душа поняла, что погорячилась, выдернув меня из жизни, ведь я всё-таки не совсем пропащий человек. Вот и сочиняет про меня разные небылицы, обильно поливает грязью и тыкает в какие-то гипотетические пороки. Других объяснений я не вижу.

Ксения во время обсуждения со страхом и болью вглядывалась в лица каждого из присяжных и в моё тоже, ища хоть какой-то защиты, но, увы, тщетно... А вот девчушка на удивление вела себя спокойно и даже с какой-то хитринкой. Она невозмутимо болтала ножками, как будто происходящее её не касается, задумчиво и тихо напевала детские песенки, перекраивая их на свой лад. Вот один кусочек: "Маленькой ёлочке холодно зимой. Маленькой девочке холодно вдвойне..."

Потом я объявил приговор, стараясь читать громко и с выражением.

-- Но почему? -- спросила Ксения, дрожа всем телом. -- За что?

-- Какое поразительное бесстыдство! -- сказала Лера, и на её левом виске яростно забилась синяя жилка.

-- Она ещё спрашивает! Нет, ну посмотрите на неё! -- голосили со всех сторон. -- Ни стыда ни совести! Как таких земля носит!