Театральные подмостки (СИ)

-- А ты забыл? Сегодня твои сорок дней! Все уже здесь, а ты ещё в постели. Полный зал...

Я испуганно обернулся в сторону зрительного зала, приподнялся, опираясь на локоть, и у меня в голове что-то хрустнуло. Сотни лиц уставились на меня в тягостном молчании. Вот звёздный час для актёра! А я текст не знаю... Я оцепенело смотрел, и мои оплывшие щёки тряслись от ужаса. Это были все те зрители, которые вместе со мной смотрели спектакли, а теперь ещё и пришли на шоу. Правда, к счастью, среди них опять не было никого из близких мне людей, ни живых, ни умерших. Я не увидел ни отца с матерью, ни бабушек с дедушками, и вообще никаких друзей и родственников. Многих из присутствующих я хорошо знал, но не встретил ни одного лица, которое было бы мне дорого. Разве только здесь, на сцене, кое-кто из актёров...

Мой прекрасный театр, храм искусства и творчества, превратили в пошлый кафешантан. Ряды с креслами исчезли, а вместо них по всему залу стояли накрытые цветастыми скатёрками круглые столики, которые были заставлены разными кушаньями и деликатесами, кутьёй и киселём...

Что и говорить, над залом могильной плитой нависла скорбная атмосфера поминок. Сотни горестных глаз устремились на меня, и даже молоденькие официантки в чёрных кружевных фартуках застыли с подносами в руках и молча смотрели в мою сторону. И всё это при гробовой тишине.

Поминки... Сорок дней... На моём портрете, где я в образе лицеиста Пушкина, висела чёрная траурная ленточка. На сцене стояли огромные вазы с цветами и венки с траурными, тоскливыми ремарками. И всё же присутствующие представляли на удивление пёстрое зрелище. Некоторые женщины утопали в трауре, на других же -- были весёленькие одежды и даже откровенные. На самых задворках зрительного зала стоял длинный стол, выгнутый по периметру амфитеатра, за которым сидели мои бывшие тесть с тёщей, родственники Леры и ещё какие-то незнакомые мне люди.

И тут я увидел, что на сцену поднимается Лиза Скосырёва. Она торжественно подошла к моей кровати, при этом деловито повторяя "расступитесь, расступитесь..." За ней вприпрыжку подскакивал Бересклет.

"Их тут ещё не хватало", -- подумал я и обессиленным пластом обмяк в постели.

Чуть ли не лопаясь от злорадства, Лиза с интересом изучала мой облик.

-- Ванечка, как же так получилось? -- с дрожью в голосе вопрошала она. -- Тебе очень плохо?

Я угрюмо молчал.

-- Вань, обиделся, что ли? Ну, хочешь, шоколадку съешь. -- Лиза помахала перед моим носом гигантской пластушиной.

-- Лиза, ну что ты к нему пристала! Ване и так плохо! -- сказала Ольга.

-- Ещё бы ему было хорошо: засудил любимую вместе с дочерью...

Из-за спины Лизы просунулся Бересклет в новенькой несуразной шапочке. Он елейно улыбался и тряс крыльями, словно ему не терпелось обнять меня.

-- А вот и наш Ванечка, виновник торжества! Ванечка, как тебе нравится моя новенькая шапчонка?

-- Пропустите, пропустите меня, пожалуйста, -- услышал я встревоженный женский голос. Смутная догадка резанула как молния... да, этот голос... Сердце моё дрогнуло. И я увидел Ксению. На её заплаканном лице было столько тревоги и отчаяния, что мне стало не по себе.

Она села на краешек кровати и сразу же положила свою тоненькую ладошку на мой лоб. Все тотчас же замолкли.

-- Ничего, Ваня, сейчас всё пройдёт. Всё будет хорошо.

Я не успел ничего сказать, да и не смог бы... Сразу почувствовал тепло в голове и по всему телу, услышал отдалённую красивую тихую музыку, и взор мой затуманился. Мне сразу вспомнился один странный случай, который случился ещё при жизни лет пять назад. Сплю я, значит, и вдруг сквозь дремоту ясно слышу: ласковый женский голос меня будит и по имени зовёт. Просыпаюсь, а никого рядом нет. Тот голос я хорошо запомнил. И вот теперь услышал его снова.

В некой отрешённости я находился с минуту, не больше. Но когда зрение ко мне вернулось, Ксении уже не было. Вместо неё подле меня сидела Лиза Скосырева и держала в своих тёплых и трепетных руках мою руку, с которой исчезли уродливо-синюшные узоры. Да и сам я похудел и стал прежним.

-- А где Ксения? -- спросил я.

-- Ой, да некогда ей сейчас, -- махнула рукой Лиза. -- Ты думаешь, ты один у неё такой?

-- Ты что мелешь? -- нахмурился Николай Сергеевич.

-- А чё я такого сказала? У неё теперь ещё один Иван есть... тоже Бешанин, между прочим.

-- Ты не путай! -- Ольга покраснела по самую макушку. -- Синичка одного только Ваню любит.

-- Которого из них?

-- Вот он перед тобой лежит!

-- Ой, ну это они пускай сами разбираются.

Я поднялся и сел на кровати. Странная немая сцена в зале уже прервалась, всё потихоньку задвигалось, ожило, официантки, как змейки, засверкали между столиками, покатился скупой перебряк. А вот Ксении нигде не было видно.

-- И всё-таки где она?

-- Увидишь ещё, -- сказала Ольга. -- Никуда она от тебя не денется...

Бортали-Мирская надменно приосанилась, сцепив вытянутые руки перед собой, и сказала:

-- Ну вот, Иван Михайлович, и сбросили лишний богатый витаминами и минералами жирок. Не ожидала, что вам удаться выйти из образа.