Читаем Театральные подмостки (СИ) полностью

Вообще, много непонятного, много. Растолковал бы кто. Или вот спросить бы, например, Фёдора Михайловича Достоевского. Интересно, что он в этом мире пишет? Почему какие-то Дионисии у него хлеб отнимают? И вообще, мне эта книга Разумовского совсем не понравилась. Пробираешься сквозь дебри несусветной мудрости, и приходится многое самому домысливать. А человеку, как известно, свойственно ошибаться. Автор ставит гораздо больше вопросов, чем отвечает на них. И весь его грандиозный труд похож на научную диссертацию, на кладезь умопомрачительных, но ничем не подкреплённых откровений -- читаешь и чувствуешь, что вот-вот свихнёшься.

Я даже, кажется, понял, почему Дионисий сошёл с ума. Видимо, для того, чтобы избежать, как он это называет, косности мышления и не мешать душе познавать глубины сознания и писать книги...

Впрочем, признаюсь, читая книгу, я не мог толком сосредоточиться. Мысли о Ксении неотвязно преследовали меня. Эта жгучая боль всё время стонала и зудела, выла и скулила, топталась и ворочалась в моём сердце как слон в посудной лавке на десятом этаже. О милой незнакомке я не переставал думать, наверное, ни на минуту. Всё время хотел уснуть, чтобы хотя бы во сне увидеть её. Но, как назло, сон не брал меня до тех пор, пока я не дочитал книгу до конца. И только я закрыл последнюю страницу, дремотный морок накрыл меня.

Но, к сожалению, Ксению во сне я не увидел.



Явление 17




Учительница первая моя



Знаете, всю мою короткую жизнь меня мучил один и тот же кошмар. Будто стою я на краю крыши очень высокого здания, и учительница Анна Михайловна кричит на меня, обзывает всякими словами, а потом яростно тыкает в меня указкой, и я срываюсь вниз. В этот момент я всегда просыпался. Вот и сейчас мне приснился этот же страшный сон.

Она кричала:

-- Дебил недоразвитый! Опять смотришь в книгу, видишь фигу?!

Я проснулся, не зная, что и думать. Неужели все наши страхи и комплексы из жизни перекочевывают и сюда? Анна Михайловна была моей первой учительницей с первого по третий класс, потом получила диплом и повела дальше по жизни вплоть до "выпускного", преподавая русский язык и литературу. Она действительно была злая и мрачная особа. Даже вспоминать не хочется.

Но вспомнить мне пришлось... Стоило мне только об этом задуматься, как я сразу ухнул в своё детство. Я очутился в далёком прошлом, когда учился во втором или в третьем классе. Я сразу понял, что смотрю глазами своего маленького Вани. Смутно, но узнал своих одноклассников и, конечно же, учительницу Анну Михайловну. Знаете, я сразу ощутил внутри своего маленького Вани высшую степень беспокойства и тревоги. Почувствовал себя затравленным зверьком, который в любой момент ожидает чего-то страшного. Впрочем, я сразу понял, откуда этот страх.

Анна Михайловна объясняла правописание на доске. И вдруг резко обернулась и как-то очень нехорошо на меня посмотрела -- не то с ненавистью, не то с брезгливостью. Она опустила указку и, не спуская с меня глаз, медленно двинулась в мою сторону. Ужас обуял мной. Я ещё больше угнул голову, ужал плечи, а учительница со злорадством тыкала в меня указкой и цедила сквозь зубы:

-- Бешанин, ты у меня дождёшься! Я тебе устрою! Ты же недоразвитый, тебе с твоей бестолковой головой надо больше всех стараться, а ты куда смотришь?

За что?! Я не мог понять, что я такого сделал, и расплакался.

Анна Михайловна брезгливо поморщилась и прошипела:

-- Выйди вон из класса и приведи себя в порядок!

Я очнулся в своём театре и долго не мог прийти в себя. Сам был готов расплакаться, как ребёнок.

Почти сразу я попал в другой фрагмент моего детства, а затем видения посыпались одни за другим, и я не переставал удивляться изощрённости Анны Михайловны. Боже мой! Как только она меня не называла! Пенилась гневом и изрыгала -- недоумок, дебил, слабоголовый, и такие слова, что и при взрослых-то произносить неловко, а тут дети... Мне показалось даже, что она от своей злобы и ненависти не совсем психически здорова.

Сами посудите, вот такой случай. Мы пишем сочинение, полная тишина в классе, я тоже что-то тихо и сосредоточенно карябаю на бумаге, и вдруг она в ярости клокочет:

-- Бешанин, выйди вон из класса! Мне надоели твои выходки!

Я растерян, не понимаю, что произошло, обида душит меня, слёзы застят глаза. Да и весь класс в недоумении.

Вне себя от ярости учительница подскочила ко мне, дабы самосильно вышвырнуть меня в окно с третьего этажа. Но для начала она схватила тетрадь и впилась в неё свирепыми крючковатыми глазами.

-- Это что?! -- визжала она. -- Я тебе сколько раз повторяла, недоумок, дебил слабоголовый, нет такого слова картошка, а есть слово кар-то-фель!

Сейчас уже, с высоты своего взрослого сознания, я могу предположить, какая неполадка случилась в голове моей учительницы. Ненависть и злые мысли на какое-то мгновение затуманили её разум, помутили её рассудок, и она то, что произошло в её мозгу, приняла за реальность.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Крылатые слова
Крылатые слова

Аннотация 1909 года — Санкт-Петербург, 1909 год. Типо-литография Книгоиздательского Т-ва "Просвещение"."Крылатые слова" выдающегося русского этнографа и писателя Сергея Васильевича Максимова (1831–1901) — удивительный труд, соединяющий лучшие начала отечественной культуры и литературы. Читатель найдет в книге более ста ярко написанных очерков, рассказывающих об истории происхождения общеупотребительных в нашей речи образных выражений, среди которых такие, как "точить лясы", "семь пятниц", "подкузьмить и объегорить", «печки-лавочки», "дым коромыслом"… Эта редкая книга окажется полезной не только словесникам, студентам, ученикам. Ее с увлечением будет читать любой говорящий на русском языке человек.Аннотация 1996 года — Русский купец, Братья славяне, 1996 г.Эта книга была и остается первым и наиболее интересным фразеологическим словарем. Только такой непревзойденный знаток народного быта, как этнограф и писатель Сергей Васильевия Максимов, мог создать сей неподражаемый труд, высоко оцененный его современниками (впервые книга "Крылатые слова" вышла в конце XIX в.) и теми немногими, которым посчастливилось видеть редчайшие переиздания советского времени. Мы с особым удовольствием исправляем эту ошибку и предоставляем читателю возможность познакомиться с оригинальным творением одного из самых замечательных писателей и ученых земли русской.Аннотация 2009 года — Азбука-классика, Авалонъ, 2009 г.Крылатые слова С.В.Максимова — редкая книга, которую берут в руки не на время, которая должна быть в библиотеке каждого, кому хоть сколько интересен родной язык, а любители русской словесности ставят ее на полку рядом с "Толковым словарем" В.И.Даля. Известный этнограф и знаток русского фольклора, историк и писатель, Максимов не просто объясняет, он переживает за каждое русское слово и образное выражение, считая нужным все, что есть в языке, включая пустобайки и нелепицы. Он вплетает в свой рассказ народные притчи, поверья, байки и сказки — собранные им лично вблизи и вдали, вплоть до у черта на куличках, в тех местах и краях, где бьют баклуши и гнут дуги, где попадают в просак, где куры не поют, где бьют в доску, вспоминая Москву…

Сергей Васильевич Максимов

Культурология / Литературоведение / Прочая старинная литература / Образование и наука / Древние книги / Публицистика
Следопыт
Следопыт

Эта книга — солдатская биография пограничника-сверхсрочника старшины Александра Смолина, награжденного орденом Ленина. Он отличился как никто из пограничников, задержав и обезвредив несколько десятков опасных для нашего государства нарушителей границы.Документальная повесть рассказывает об интересных эпизодах из жизни героя-пограничника, о его боевых товарищах — солдатах, офицерах, о том, как они мужают, набираются опыта, как меняются люди и жизнь границы.Известный писатель Александр Авдеенко тепло и сердечно лепит образ своего героя, правдиво и достоверно знакомит читателя с героическими буднями героев пограничников.

Александр Музалевский , Александр Остапович Авдеенко , Андрей Петров , Гюстав Эмар , Дэвид Блэйкли , Чары Аширов

Приключения / Биографии и Мемуары / Военная история / Проза / Советская классическая проза / Прочее / Прочая старинная литература / Документальное
История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 2
История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 2

Дмитрий Петрович Святополк-Мирский История русской литературы с древнейших времен по 1925 год История русской литературы с древнейших времен по 1925 г.В 1925 г. впервые вышла в свет «История русской литературы», написанная по-английски. Автор — русский литературовед, литературный критик, публицист, князь Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (1890—1939). С тех пор «История русской литературы» выдержала не одно издание, была переведена на многие европейские языки и до сих пор не утратила своей популярности. Что позволило автору составить подобный труд? Возможно, обучение на факультетах восточных языков и классической филологии Петербургского университета; или встречи на «Башне» Вячеслава Иванова, знакомство с плеядой «серебряного века» — О. Мандельштамом, М. Цветаевой, А. Ахматовой, Н. Гумилевым; или собственные поэтические пробы, в которых Н. Гумилев увидел «отточенные и полнозвучные строфы»; или чтение курса русской литературы в Королевском колледже Лондонского университета в 20-х годах... Несомненно одно: Мирский являлся не только почитателем, но и блестящим знатоком предмета своего исследования. Книга написана простым и ясным языком, блистательно переведена, и недаром скупой на похвалы Владимир Набоков считал ее лучшей историей русской литературы на любом языке, включая русский. Комментарии Понемногу издаются в России важнейшие труды литературоведов эмиграции. Вышла достойным тиражом (первое на русском языке издание 2001 года был напечатано в количестве 600 экз.) одна из главных книг «красного князя» Дмитрия Святополк-Мирского «История русской литературы». Судьба автора заслуживает отдельной книги. Породистый аристократ «из Рюриковичей», белый офицер и убежденный монархист, он в эмиграции вступил в английскую компартию, а вначале 30-х вернулся в СССР. Жизнь князя-репатрианта в «советском раю» продлилась недолго: в 37-м он был осужден как «враг народа» и сгинул в лагере где-то под Магаданом. Некоторые его работы уже переизданы в России. Особенность «Истории русской литературы» в том, что она писалась по-английски и для англоязычной аудитории. Это внятный, добротный, без цензурных пропусков курс отечественной словесности. Мирский не только рассказывает о писателях, но и предлагает собственные концепции развития литпроцесса (связь литературы и русской цивилизации и др.). Николай Акмейчук Русская литература, как и сама православная Русь, существует уже более тысячелетия. Но любознательному российскому читателю, пожелавшему пообстоятельней познакомиться с историей этой литературы во всей ее полноте, придется столкнуться с немалыми трудностями. Школьная программа ограничивается именами классиков, вузовские учебники как правило, охватывают только отдельные периоды этой истории. Многотомные академические издания советского периода рассчитаны на специалистов, да и «призма соцреализма» дает в них достаточно тенденциозную картину (с разделением авторов на прогрессивных и реакционных), ныне уже мало кому интересную. Таким образом, в России до последнего времени не существовало книг, дающих цельный и непредвзятый взгляд на указанный предмет и рассчитанных, вместе с тем, на массового читателя. Зарубежным любителям русской литературы повезло больше. Еще в 20-х годах XIX века в Лондоне вышел капитальный труд, состоящий из двух книг: «История русской литературы с древнейших времен до смерти Достоевского» и «Современная русская литература», написанный на английском языке и принадлежащий перу… известного русского литературоведа князя Дмитрия Петровича Святополка-Мирского. Под словом «современная» имелось в виду – по 1925 год включительно. Книги эти со временем разошлись по миру, были переведены на многие языки, но русский среди них не значился до 90-х годов прошлого века. Причиной тому – и необычная биография автора книги, да и само ее содержание. Литературоведческих трудов, дающих сравнительную оценку стилистики таких литераторов, как В.И.Ленин и Л.Д.Троцкий, еще недавно у нас публиковать было не принято, как не принято было критиковать великого Л.Толстого за «невыносимую абстрактность» образа Платона Каратаева в «Войне и мире». И вообще, «честный субъективизм» Д.Мирского (а по выражению Н. Эйдельмана, это и есть объективность) дает возможность читателю, с одной стороны, представить себе все многообразие жанров, течений и стилей русской литературы, все богатство имен, а с другой стороны – охватить это в едином контексте ее многовековой истории. По словам зарубежного биографа Мирского Джеральда Смита, «русская литература предстает на страницах Мирского без розового флера, со всеми зазубринами и случайными огрехами, и величия ей от этого не убавляется, оно лишь прирастает подлинностью». Там же приводится мнение об этой книге Владимира Набокова, известного своей исключительной скупостью на похвалы, как о «лучшей истории русской литературы на любом языке, включая русский». По мнению многих специалистов, она не утратила своей ценности и уникальной свежести по сей день. Дополнительный интерес к книге придает судьба ее автора. Она во многом отражает то, что произошло с русской литературой после 1925 года. Потомок древнего княжеского рода, родившийся в семье видного царского сановника в 1890 году, он был поэтом-символистом в период серебряного века, белогвардейцем во время гражданской войны, известным литературоведом и общественным деятелем послереволюционной русской эмиграции. Но живя в Англии, он увлекся социалистическим идеями, вступил в компартию и в переписку с М.Горьким, и по призыву последнего в 1932 году вернулся в Советский Союз. Какое-то время Мирский был обласкан властями и являлся желанным гостем тогдашних литературных и светских «тусовок» в качестве «красного князя», но после смерти Горького, разделил участь многих своих коллег, попав в 1937 году на Колыму, где и умер в 1939.«Когда-нибудь в будущем, может, даже в его собственной стране, – писал Джеральд Смит, – найдут способ почтить память Мирского достойным образом». Видимо, такое время пришло. Лучшим, самым достойным памятником Д.П.Мирскому служила и служит его превосходная книга. Нелли Закусина "Впервые для массового читателя – малоизвестный у нас (но высоко ценившийся специалистами, в частности, Набоковым) труд Д. П. Святополк-Мирского". Сергей Костырко. «Новый мир» «Поздней ласточкой, по сравнению с первыми "перестроечными", русского литературного зарубежья можно назвать "Историю литературы" Д. С.-Мирского, изданную щедрым на неожиданности издательством "Свиньин и сыновья"». Ефрем Подбельский. «Сибирские огни» "Текст читается запоем, по ходу чтения его без конца хочется цитировать вслух домашним и конспектировать не для того, чтобы запомнить, многие пассажи запоминаются сами, как талантливые стихи, но для того, чтобы еще и еще полюбоваться умными и сочными авторскими определениями и характеристиками". В. Н. Распопин. Сайт «Book-о-лики» "Это внятный, добротный, без цензурных пропусков курс отечественной словесности. Мирский не только рассказывает о писателях, но и предлагает собственные концепции развития литпроцесса (связь литературы и русской цивилизации и др.)". Николай Акмейчук. «Книжное обозрение» "Книга, издававшаяся в Англии, написана князем Святополк-Мирским. Вот она – перед вами. Если вы хотя бы немного интересуетесь русской литературой – лучшего чтения вам не найти!" Обзор. «Книжная витрина» "Одно из самых замечательных переводных изданий последнего времени". Обзор. Журнал «Знамя» Источник: http://www.isvis.ru/mirskiy_book.htm === Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (1890-1939) ===

Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (Мирский) , (Мирский) Дмитрий Святополк-Мирский

Культурология / Литературоведение / Прочая старинная литература / Образование и наука / Древние книги