Театральные подмостки (СИ)

Впрочем, все эти срывы, истерики можно понять, объяснить, списать на обычные школьные издержки, на нервную работу, но Анна Михайловна оказалась способна и на откровенную подлость, на чудовищную низость. Соберёт, бывало, деньги с родителей, чтобы сводить класс в театр, цирк или музей, а меня никогда туда не брала. Всякий раз от моей мамы отмахивалась, как от назойливой мухи: "Ваш сын плохо себя вёл, и я его не взяла". Деньги, само собой, не возвращала. На них она, наверно, покупала своей доченьке мороженко, пироженко... Денег хватало, благо она наказывала не только меня, но и других безответных детей, за которых родители не могли заступиться.

А ведь я действительно был беззащитен. Мой отец трагически погиб, когда мне было всего шесть лет. Маме пришлось одной на мизерную зарплату библиотекаря в 90 рублей поднимать троих детей. Стоит ли говорить, в какой нищете жила наша семья? Вот и скажите, как можно обирать нищую беззащитную женщину, которая одна воспитывает троих детей, еле сводя концы с концами на жалкие крохи?

Я всегда выглядел затравленным оборвышем. Свои школьные костюмы я донашивал донельзя. В конце они представляли собой жалкое зрелище -- изношенные в хлам, рукава задирались по локти, штаны -- чуть ли не до коленей. Мама делала всякие заплатки, надставки.

Впрочем, Анна Михайловна срывалась на любого из учеников по всякому пустяку. Была на редкость мстительна и злопамятна. Вынудила Катю Юрьеву перейти в другую школу. Игорёк Мокашов вообще в петлю полез. К счастью, спасли. Словом, многим крови попортила, сломала не одну хрупкую детскую психику.

Удивляюсь, как эта кровожадная особа, по недоразумению называющаяся учительницей, проработала в школе до самой пенсии.

К счастью, в моей жизни была и по-настоящему прекрасная и добрая учительница, которая трепетно и с любовью относилась к детям. Надежда Васильевна никогда ни на кого даже голоса не повышала. Разве что укорчиво посмотрит, а то и вовсе всё перевернёт в смех. Какого-нибудь лоботряса и обормота так тонко и шутливо вразумит, что у того в следующий раз напрочь пропадает желание выкидывать какой-либо фортель. К озорству любимая учительница относилась снисходительно и даже с симпатией. Вообще, в её голосе и фразах была такая неподражаемая тонкая ирония, что, я думаю, многим своим ученикам (и мне тоже) Надежда Васильевна привила чутьё к настоящему юмору, а не к пошлости и кривлянию. Но самая главная прививка -- она учила нас любить и прощать. А ещё она говорила, что цели в жизни надо ставить настоящие, достойные человека. "Если для человека главная цель в будущем -- жить богато и обладать властью и славой, -- это ни к чему хорошему не приведёт. В жизни такие люди ущербны и несчастливы, -- учила Надежда Васильевна. -- Главное, чтобы в ваших сердцах было желание сделать что-то хорошее и доброе для людей и для всего живого на Земле. Подумайте, как можно украсить нашу Землю, сделать её прекраснее. В каждом из вас есть свой талант, тот дар, для чего вы родились. И когда вы захотите что-то сделать не для себя, талант проявится, будет вам подсказывать и вести по жизни. Выбирая профессию, всего лишь нужно просто представить, в какой области вы сможете сделать как можно больше. Поэтому учитесь хорошо, и тогда у вас в будущем будет больше возможностей. Чем больше человек знает, тем ему интересней жить". Надежда Васильевна говорила нам это ещё в четвёртом классе, когда, казалась бы, до выбора профессии ещё ох как далеко.

Я уже тогда решил стать артистом. Причём я принялся развивать себя без всяких грёз о грядущей славе, как и учила Надежда Васильевна, а въедливо постигал актёрскую науку изо дня в день. Ходил на спектакли, много читал, интересовался биографиями интересных людей, старался быть разносторонним и присматривался к людям, вникая в тонкости их характеров. Пробовал пародировать, причём не только голоса, но и походки, мимику и жесты, паузы и выражения глаз. Словом, изучал человеческую натуру вдоль и поперёк.

Пока меня кидало из одного фрагмента в другой, мой театр постепенно принимал привычные очертания. Библиотека потихоньку ужималась, и в конце концов остался только небольшой стеллаж, на котором стояли книги великих классиков -- Гоголя, Пушкина, Толстого, Достоевского, Чехова и т.д. Всё это были известные произведения.

Когда видения из детства прекратились, я, опустошённый и потерянный, подошёл к книжным полкам. Читать совсем не хотелось, от дум голова уже распухла, и я размечтался: "Лучше бы фильмотеку подкинули. Ну а что, если здесь книги пишутся, значит, и фильмы снимаются. Возможностей тут, конечно, куда больше! Конечно... Тут, наверное, и ядерную войну снять можно. Эх, спектакль бы хоть какой показали по здешней пьеске. Да уж ладно, не до жиру быть бы живу... Можно и просто почитать".

Я потянулся к Гоголю и открыл первую попавшуюся книгу. Это были "Мёртвые души".

Явление 18

Мёртвые души