М о л ь е р. Знаю.
М у а р р о н. Нет.
Лагранж и Муаррон берут оружие и фонарь и уходят. Пауза.
М о л ь е р. Тиран, тиран...
Б у т о н. Про кого вы это говорите, мэтр?
М о л ь е р. Про короля Франции...
Б у т о н. Молчите!
М о л ь е р. Про Людовика Великого! Тиран!
Б у т о н. Все кончено. Повешены оба.
М о л ь е р. Ох, Бутон, я сегодня чуть не умер от страху. Золотой идол, а глаза, веришь ли, изумрудные. Руки у меня покрылись холодным потом. Поплыло все косяком, все боком, и соображаю только одно – что он меня давит! Идол!
Б у т о н. Повешены оба, и я в том числе. Рядышком на площади. Так вот вы висите, а наискосок – я. Безвинно погибший Жан-Жак Бутон. Где я? В царстве небесном. Не узнаю местности.
М о л ь е р. Всю жизнь я ему лизал шпоры и думал только одно: не раздави. И вот все-таки – раздавил. Тиран!
Б у т о н. И бьет барабан на площади. Кто высунул не вовремя язык? Будет он висеть до самого пояса.
М о л ь е р. За что? Понимаешь, я сегодня утром спрашиваю его – за что? Не понимаю... Я ему говорю: я, ваше величество, ненавижу такие поступки, я протестую, я оскорблен, ваше величество; извольте объяснить... Извольте... я, быть может, вам мало льстил? Я, быть может, мало ползал?.. Ваше величество, где же вы найдете такого другого блюдолиза, как Мольер?.. Но ведь из-за чего, Бутон? Из-за «Тартюфа». Из-за этого унижался. Думал найти союзника. Нашел! Не унижайся, Бутон! Ненавижу королевскую тиранию!
Б у т о н. Мэтр, вам памятник поставят. Девушка у фонтана, а изо рта у нее бьет струя. Вы выдающаяся личность, но только замолчите... Чтобы у вас язык отсох... За что меня вы губите?..
М о л ь е р. Что еще я должен сделать, чтобы доказать, что я червь? Но, ваше величество, я писатель, я мыслю, знаете ли, я протестую... она не дочь моя!
Б у т о н. Что вы, мэтр?!
М о л ь е р. А... умерла... Зачем, моя старуха, ты не сказала мне всей правды? Или нет, зачем, зачем ты не учила меня, зачем не била ты меня?.. Понимаешь ли, свечи, говорит, зажжем... я приду к тебе...
Б у т о н
М о л ь е р. Укладывай все. Сыграю завтра в последний раз, и побежим в Англию. Как глупо! На море дует ветер, язык чужой, и вообще дело не в Англии, а в том, что...
Дверь открывается, и в ней появляется голова старухи Р е н э.
Р е н э. Там за вами монашка пришла.
М о л ь е р
Р е н э. Вы же сами хотели ей дать стирать театральные костюмы.
М о л ь е р. Фу, старая дура Ренэ, как напутала! Э! Костюмы! Скажи ей, чтобы завтра пришла к концу спектакля в Пале-Рояль. Дура!
Р е н э. Мне что. Вы сами велели.
М о л ь е р. Ничего я не велел.
Ренэ скрывается. Пауза.
Да, какие еще дела? Ах да, кафтан... Покажи-ка, где я разорвал?
Б у т о н. Мэтр, ложитесь, ради Бога! Какой кафтан?
Мольер вдруг забирается под одеяло и скрывается под ним с головой.
Всемогущий Господи, сделай так, чтобы никто не слышал того, что он говорил. Применим хитрость.
М о л ь е р
Б у т о н. Молчите!
В окно стучат. Мольер тревожно высовывает голову из-под одеяла. Бутон осторожно открывает окно, и в окне появляется встревоженный М у а р р о н с фонарем.
М у а р р о н. Кто крикнул? Что случилось?
Б у т о н. Ничего не случилось. Почему непременно что-нибудь должно случиться? Я беседовал с господином де Мольером и крикнул: да здравствует король! Имеет Бутон право хоть что-нибудь кричать? Он и кричит. Да здравствует король!
М о л ь е р. Боже, какой бездарный дурак!