Тебя все ждут

– Тихо сейчас же! – гаркнула в ухе Алка. – На место сел! Прости, Марина. Лёшик, ты что, с ума сошёл? Ты орёшь на весь павильон! Ещё один звук услышу, и разъединяю вас насовсем. Вот так я и знала, делай людям добро… Всё, у вас четыре минуты. Маришка, привет.

– Привет, Алка.

– Ребят, вы чего, в самом деле? Держите себя в руках. Давайте, четыре минуты.

Выключилась. Точнее, её перестало быть слышно в трубке – но осталось чувство, что она слушает. Да она и слушала, наверняка.

Почти минуту из выделенных четырёх мы с Мариной молчали.

– Что-то хотела тебе сказать… – пробурчала Марина, и как-то это у неё получилось по-человечески. – Вчера Камиль звонил.

– Тебе?

– Ну а кому. Очень был, между прочим, галантен. Сказал, с долгом твоим можно не торопиться.

«Твоим», подумал я с горечью. Три тысячи в день общие, а долги – все мои.

– Лучше отдай, – сказал я. – Когда будет возможность. И расписку забери.

– Но я не про это хотела… – Теперь, после скандала, мы говорили с трудом, как сквозь воду. Кроме того: когда слушают посторонние, это не очень способствует искреннему общению. – Так странно, – сказала Марина, – я теперь каждую минуту знаю, где находится муж. Днём и ночью.

– Ага. Как в зоопарке.

– Слушай, про зоопарк: эта Дуняша твоя, это что за идиотизм такой? Она тебя моет там, что ли?

– Ты думаешь, это мой выбор?

– Нет, ну это полный дурдом вообще!..

– Марин, ты думаешь, это моё решение? «Умоляю, дайте толстую девку, пусть она со мной нянч…»

– То есть с нетолстой ты был бы не против? Оговорка по Фрейду, ха-ха, попался…

– Марин, честно? Я хотел бы с этим закончить как можно скорее.

– С чем «с этим»?

– Вообще, с этим проектом.

– Да? Почему? Ну неважно, ладно. Ты всегда делаешь как ты хочешь. Только заранее предупреди, чтоб мы с Израилем не трепыхались…

– С каким Израилем?

– А тебе Валентин Афанасьевич не говорил?

– Какой Валентин Афанасьевич?

– Ваш, первоканальный. Ты разве его не знаешь?

– Нет.

– Он нами теперь занимается. Визы, всё это… Нас могут отправить в Израиль или в Калифорнию даже, сейчас решают. Можно, в принципе, дистанционно – кровь замораживают, в контейнерах типа авиапочтой… Но говорят, всё-таки лучше живьём.

– Когда?

– Через две-три недели. Максимум через месяц…

– Ну что, прекрасно.

– Может, продержишься ещё?

– Сколько продержат, столько и продержусь. Вы там тоже…

Снова бикнула сирена, коротко.

– Ребятки, одна минута, – сказала Алла.

– Тебе что-нибудь нужно? – спросила Марина с фальшивой заботой.

Я сразу представил себе: вой воздушной тревоги, вокзал, эшелон, жена в шерстяном платке, губы опухли, муж в гимнастёрке со скаткой, зрительный зал в слезах…

Едва-едва начало появляться маленькое человеческое тепло – и всё сдуло.

– Например, что?

– Не знаю, там, из еды…

Как я уже говорил, Марина терпеть не могла и не умела готовить, дома мы ели готовую пиццу и вок.

– Как ты себе это технически представляешь? Судочки будешь носить к семнадцатому подъезду?.. Нет, не надо ничего.

– Ну, ты давай там…

– Вы тоже.

– Давай, не кисни. Пока.

5

Целый день разговор прокручивался у меня в голове, разъедал, как серная кислота:

«Ты счастлив?»…

«Не кисни»…

«Привет, суперзвезда»…

После обеда я снова раскрыл свою настольную Библию – огромный том в кожаном переплёте, на подставке из какого-то дорогого резного дерева, с тяжёлыми шишечками на цепочках (вместо закладок – точнее, чтобы прижимать страницы). В эту Библию каждый день вклеивают сценарий – не знаю, когда ухитряются. Может, во время завтрака. Или ночью.

Текст партнёра, конечно, заучивать не обязательно. Главное – помнить последнюю фразу:

«С. Г. – Всё совершается само собою».

Как только старый граф скажет «само собою» – для меня как спусковой крючок, как пароль, я вступаю:

«А. – Да, независимо от твоей воли. Идёшь, в руке у тебя пистолет…»

И описываю впечатления от дуэли. Память – мой козырь: когда понадобится, само всплывёт в голове.

Плюс ещё небольшой отрывок, буквально две фразы:

«С. Г. – Мысль одна: не было бы осечки. Хорошо ли пригнана пуля.

А. – В наше время пули уже не требуется подгонять. Для пистолетов Лепажа пули делаются в Париже, с особой точностью».

Вот и все мои реплики.

…Нет, обида не проходила, горечь не проходила. И раньше чувствовал, что застрял здесь надолго, – а с этой их поездкой в Израиль или в Калифорнию…

«Даже», сказала она с придыханием, «в Калифорнию даже» – она себе что, Голливуд представляет? Встретят на лимузине, отвезут на студию «Парамаунт»?..

В общем, ясно: деваться мне некуда. Надо держаться зубами: неважно, жёлтые рейтинги, красные…

«Не кисни, суперзвезда»… «Хорошо тебе там без нас?»… «Эта твоя Дуняша – ну полный дурдом!»…

Моя Дуняша одевала меня перед вечерним включением, накрутила платок слишком плотно, чуть не придушила, я со злостью рванул, сломал булавку, она побежала за новой… В итоге мы опоздали, но ненамного, минуты на полторы: всё равно у меня не было реплик в начале сцены.

* * *