«Текущий момент» и другие пьесы

ТИШУКОВ. А Ему без нас, Глебыч? Ведь скукотища. А так — каждый день спектакль. Ну, помянем. товарища по работе.

Карлик, снова перекрестившись, пьет.

Дай бог, чтоб не последний!

Карлик поперхивается. Тишуков стучит его по спине. Карлик откашливается; они закусывают. Тишуков берет в руки горсть пепла, разминает, смотрит на Карлика.

Ну что? Вопрос с преемником, таким образом, решили.

КАРЛИК. Ой, Петр Петрович, да вы что! Да я и не думал никогда. Не надо! Нет, нет. Не по сеньке шапка. Мое дело тихое, православное. За Русь молиться буду.

ТИШУКОВ. Ты чего так разволновался, Глебыч? Я про тебя и не думал в эту сторону.

КАРЛИК (после паузы). А кто? (Еще пауза.) Просто интересно.

ТИШУКОВ. Да я же, Глебыч. Я, кто ж еще. Сам себе и преемлю.

КАРЛИК. А вот и правильно! Я всегда говорил.

ТИШУКОВ. На Западе, конечно, начнут рожу кривить.

КАРЛИК. Зато на Востоке как обрадуются, Петр Петрович!

Из оркестра начинают доноситься разрозненные звуки тубы и контрабаса.

ТИШУКОВ. Да! Тяжела ты, шапка Мономаха, но делать нечего! Шапку, Глебыч, мы тоже в оффшор кинем, так оно надежнее. Камешков оттуда только наковыряем. (Пауза.) Черт возьми, и не уйти ведь по-хорошему! Обложат, как зайца. И эти тоже. россияне. Ну что я могу поделать, если им меня нужно? Прямо извелись все. Ну, нате вам меня.

КАРЛИК. И слава богу, и слава богу!

ТИШУКОВ. Ладно, иди.

КАРЛИК. В надежных руках страна!

ТИШУКОВ. Иди прочь, говорю! И аппарат забери.

КАРЛИК (укатывая прочь динамо-машину). От всей России спасибо!

Уходит. Пауза.

ТИШУКОВ (вдруг, в ложу оркестра, откуда продолжаются бессмысленные звуки тубы и контрабаса). Слушайте, кончится это когда-нибудь или нет? Что ж такое? Сыграйте что-нибудь человеческое!

Застигнутый врасплох ДИРИЖЕР неловко давит сигарету в стакане и встает.

ДИРИЖЕР. Извините, Петр Петрович, у нас это. состава нет.

ТИШУКОВ. Как нет?

ДИРИЖЕР. Ну так… Разъехались.

ТИШУКОВ. В отпуск?

ДИРИЖЕР. Типа того. Только насовсем. Вот, туба и контрабас только и остались. Тренируются теперь.

ТУБА И КОНТРАБАС (хором). Добрый день.

ТИШУКОВ. Чего это они все так, разом? Не спрашивали?

ДИРИЖЕР. Спрашивал. Говорят: разонравился репертуар. (Пауза.) Если честно, я тоже не в восторге.

ТИШУКОВ. Что ж вы сами не уехали?

ДИРИЖЕР. Да мне уж поздно… У меня скоро двойная тактовая.

ТИШУКОВ. Чего?

ДИРИЖЕР. Забыли… Ай-яй-яй… Двойная тактовая черта, конец пьесы! И место давно ждет, возле родителей, на Миусском… А потом: я пожилой человек, я здесь и не такой цирк видел. Тут до вас смертельных номеров было — публика не выживала, не то что артисты! Так что я уж на Родине руками домашу. Кстати — голова я садовая! — вам же письмо просили передать. С оказией, авиапочтой…

Вынимает из фрака бумажный самолетик, пускает его к ногам Тишукова и удаляется восвояси. В луче света возникает КАМИНСКИЙ. Он сидит в кресле, в шелковой пижаме, и курит сигару. Когда Тишуков наконец расправляет лист, Каминский начинает говорить.

КАМИНСКИЙ. Решил все-таки написать Вам частным образом. Не чужие все-таки, — можно сказать, товарищи по несчастью. Коротко о себе. Я получил статус беженца и репутацию главного борца с вашим дурацким режимом. Передавайте привет вашим злодеям — если бы не они, не видать мне этой халявы как своих ушей. Впрочем, все это дела прошлые и вам хорошо известные. (Затягивается сигаретой.) Теперь — главное. В настоящее время я прохожу курс лечения в клинике Кавдора в Шотландии. Это старинная клиника. Здесь мне обещали вернуть сон, и я уже делаю успехи. Заведение чудесное, всё на природе, хорошие врачи, тактичный персонал… Больных немного, но всё больше тяжелые. В соседней палате лежит какая-то местная старуха — она не спит уже пятый век, все время пытается смыть кровь со своих рук. Вы должны ее помнить.

Пауза. Каминский смотрит на Тишукова, который, подняв голову от письма, силится понять, о чем речь. Каминский, усмехнувшись, продолжает.