Приезжайте, коллега. Забудьте все слова, которым я вас учил: дрянь это все и подлость, вы же сами понимаете. Пора подумать о здоровье. Давайте к нам в клинику — заодно и Россия дух переведет, а то гнилью несет уже до Ла Манша, постарались мы с вами, нечего сказать. Я переговорил с врачами — совсем вылечить вас они не обещают, но с острой фазы снимут непременно. Если надумаете — я пишу на их бланке, там наверху все координаты. До свиданья или прощайте, — как пожелаете. Павел Каминский.
К нему подходит
ЖЕНЩИНА в больничном белом халате, наброшенном на плечи; волосы собраны в узел. Ставит на столик стакан чая и лекарство на блюдечке, целует в голову. Каминский целует ей руку — и после паузы заканчивает.
Постскриптум. Меня нашла моя сестра, Маша. Если только все это не сон.
Женщина поворачивается к Тишукову, распускает узел на голове, и каштановые волосы рассыпаются по плечам. Немедленно сверху спадает трапеция — и Маша, подхватив ее, легко перелетает на другой край сцены, навстречу Тишукову. Он отбрасывает письмо, делает шаг к ней навстречу — и…
Маша проходит как будто сквозь него — и исчезает, а Тишуков натыкается на входящего
ПЕНЬКОВА.
ТИШУКОВ (отпрянув).
А! Вы кто?ПЕНЬКОВ. Я Пеньков.
ТИШУКОВ. Пеньков?
ПЕНЬКОВ. Вы меня не помните. Ну конечно — нас было так много… Здравствуйте, Петр Петрович!
Протягивает руку. Тишуков кричит от ужаса.
ПЕНЬКОВ (растерянно).
Что?ТИШУКОВ. Татуировка!
ПЕНЬКОВ (глядя на свою руку).
Ну да.ТИШУКОВ. Якорь…
ПЕНЬКОВ. Ну да. Я ж на флоте служил.
ТИШУКОВ (после паузы).
Я тебя не узнаю.ПЕНЬКОВ. Я Пеньков.
ТИШУКОВ. Не помню. Матрос Попов, матрос Серьга, капитан-лейтенант Жихлов. Ну, все равно. Я не виноват, Пеньков, не виноват! Это само получилось, понимаешь?
Меня так завертело, я и понять ничего не успел. Сон какой-то, и проснуться нельзя. И потом: все равно бы никого не спасли!
ПЕНЬКОВ. Петр Петрович!
ТИШУКОВ. А может, и нет! Может, и не Петр Петрович! Мне бы только проснуться по-человечески, понимаешь, Пеньков? Где-нибудь. у синего моря, чтобы песочек, и небо. и чтобы никто не знал, где… Глебыч и слово тайное знает! Карлик мой, Глебыч. Он обещал. Мне проснуться надо! Проснуться! Ты ведь сон, Пеньков. Ты не знал? Дурачок. Ну и снись кому-нибудь другому. А я вот сейчас — р-раз! — и все. И нет никакого Тишукова… Ищи ветра в поле!
ПЕНЬКОВ. Да как же это… Петр Петрович!
ТИШУКОВ. Назад! Тш-ш-ш… (Залезает в сундук.)
Всем привет! Айн, цвай, драй!
Закрывает крышку сундука.
ПЕНЬКОВ (после паузы, подойдя к сундуку и прокашлявшись).
Петр Петрович! Я не сон. Я Пеньков из Совета молодежи. Мне Лариса передала, чтобы я принес план мероприятий. Мы давно его написали, честное слово! Мне ж никто не сказал, что надо вам его передать… (Пауза.) Вы простите, я не знал, что нельзя с татуировками. Я сведу, я завтра сведу! (Осторожно стучится в сундук.) Петр Петрович!
Помедлив, осторожно поднимает крышку. Заглядывает внутрь.
Во я попал…
Выходят
РАБОТНИКИ МАНЕЖА — и ловко разбирают сундук. Внутри пусто.
РАБОТНИКИ МАНЕЖА (демонстрируя стенки сундука).
Ап!
Вновь вступают туба и контрабас — на сей раз звуки складываются в какую-то грустную мелодию, и под эту мелодию по сцене в странном замедленном танце проходят и, прощаясь с публикой, исчезают за кулисами персонажи этой пьесы —
ШПРЕХШТАЛМЕЙСТЕР, ЯСЕНЕВ, ТОЛСТЫЙ и ДОЛГОВЯЗЫЙ, КАМИНСКИЙ, МАША, ПЕНЬКОВ. Толстый захватывает с собой клетку с хомячком, напоследок предлагая и ему помахать лапкой публике. Входит МАМА, в руках у нее — клетка с большой игуаной.