Кем я была? Матерью-одиночкой двадцати шести лет, которая подсознательно понимала, что никто не отдаст девочку в неполную семью? Или обыкновенной трусихой, которой не хватило сил побороться за чужого человека и выпрыгнув из своего теплого болотца, войти в незнакомую реку, подводные течения которой наверняка могли быть сильными и сносили бы с ног.
Прошло почти двадцать лет, а я до сих пор помню этот взгляд. Два больших серо-голубых глаза в обрамлении пушистых светлых ресниц серьезно смотрели на тебя, словно прожигали насквозь. Хотелось отвести глаза. Не смотреть. Не думать. Но я смотрела, вдыхала аромат ее волос и ощущала вину за ее непутевую мать и за слабую себя. За то, что не смогла. За то, что не хватило – нет, не сил, а элементарной человеческой смелости одним решением перевернуть свою жизнь. Изменить плавный ход размерности дней. Впустить в дом дополнительные проблемы, трудности и их (вероятнее всего – непростые) решения.
Я не сумела… Но я искренне верю, что у нее самой все получилось. Что ее личной силы, смелости и ума было достаточно, чтобы Оля построила свою жизнь достойно, правильно и благополучно.
Иногда я вспоминаю шестилетнюю девочку Олю и прошу у неба ее защитить. Я надеюсь, что кто-то сделал тебя счастливой, милая! Жаль, что не я. Прости меня за это.
Я представляю себе красивую девушку двадцати четырех лет, с длинными, чуть волнистыми светлыми, как в детстве, волосами. Девушку, которая задорно и громко смеется и открыто улыбается миру. Она не может быть другой, только такой: счастливой девочкой Олей…
Уязвимость нулевого дня
Это были мои первые гастроли. Самостоятельные. Лично запланированные. Тщательно продуманные от А до Я: с выбора спектакля до рекламной стратегии и места проведения.
Я была счастлива. Почти. Шоу-бизнес – штука забавная: прельщает, обольщает, обволакивает, увлекает за собой. Стоит лишь попробовать раз и результат не заставит долго ждать. Ты по уши увяз в этом соблазнительном закулисье.
Ты уже не воодушевлен происходящим на сцене, ты не хлопаешь в ладоши от восторга с восклицанием: “Как же это красиво!”. Ты без ума от другого: восторгаешься процессом, влюблен в схемы, дающие четкое представление о том, как здесь все вертится.
Тебя уже не тянет ни на первый ряд, ни в VIP-зону, потому что по эту сторону сидят гости. А ты – не гость. Ты – тот, кто планирует. Ты тот, кто понимает гораздо больше гостей, даже тех, кому предназначены лучшие места. Поэтому тебе уже не интересно просто сидеть и смотреть, просто быть зрителем.
Тебе хочется по ту сторону баррикад. Тебя тянет туда, где отсутствуют ряды пронумерованных кресел и полно пыли, где все бегают-суетятся, без конца смотря на часы и разглядывают зал через тонкую щелочку между кулис.
Тебе хочется туда, где видна вся нагота праздника. Праздника, который создаешь ты. Изнанка намного интересней картинки, доступной для всех. Нелицевая сторона открывается немногим, тем кто в теме, “тем-кто-знает”.
Договориться о гастролях, дате, месте. Встречать артистов ранним утром на вокзале, дрожа от холода и недосыпа. Везти их в гостиницу, распределять номера, присутствовать на репетиции. Пить кофе со звездами и обсуждать гонорар с продюсером. Разбираться с кассами, платить аренду. Устраивать ужин после представления, и слегка “подшофе” провожать ночью всю труппу на вокзал. Тепло обниматься с людьми, которые еще вчера были тебе абсолютно незнакомыми, как со старинными друзьями, крича им: “Увидимся непременно!”.
А потом, вымотанный до предела, ты плюхаешься в кровать. И засыпаешь с улыбкой, проматывая в голове, как на кинопленке, свою гастроль, вспоминая забавные моменты. Отмечая все недочеты и недоработки, чтобы не повторить в дальнейшем совершенные ошибки.
До того, как я решилась на свою первую гастроль, – долгое время работала “на подхвате”. Однажды мне несказанно повезло: в мое рекламное агентство ворвалась она. Яркая, с глубоким декольте, с красной помадой на пухлых губах и густо накрашенными ресницами, обрамляющими невероятного бледно-серого (словно выцветшего на солнце) цвета глаза.
С ней было интересно. Блондинка, с невероятным количеством золотых украшений на шее, запястьях, в ушах. Но эта чрезмерность совсем ее не портила, а даже наоборот – очень ей шла. В ней и на ней было так много всего, что хотелось смотреть на нее во все глаза. Сотканная из абсолютно разных, никак не подходящих и не сочетающихся по любым параметрам мелочей, она увлекала, притягивала взгляд, манила.
Она буквально на лету перехватывала все твое внимание и не отпускала его ни на йоту. Ее речь, – громкая, богатая на разного рода эпитеты и словечки – держала тебя в напряжении. Говорила она много, выпуская такой огромный поток информации за раз, что ты едва успел запомнить все сказанное. Ее акцент и периодическое “шоканье” выдавало в ней украинские корни. Но как же хороша была эта женщина в своей раскрепощенности, красочности, сочетании несочетаемого, непринужденности и абсолютной дружелюбности!