Тело черное, белое, красное

Серегин, наконец, перестав жевать, в два глотка допил вино.

– Представляю, – сказал он сумрачно. – Губа не дура! Вы, ну, так сказать, очень красивая… В общем… – он почесал затылок, – Слышь Ир, – перешел он на "ты", – не приучен я вот так, ну, вокруг, да около скакать! Скажу прям в лоб – нравишься ты мне, – вдруг решительно заявил он.

Она чуть не поперхнулась от неожиданности и жестом попросила официанта подлить еще вина. "Ну, наконец-то! Сам решился! – весело подумала Ирина. – А то я думала, придется канкан на столике танцевать! Спасибо, Софи! – мысленно обратилась она к подруге. – Даже мысли о тебе действуют на мужчин возбуждающе".

– Да я и сам могу. Что я, не мужчина? – Серегин отодвинул руку официанта с салфеткой, взял бутылку, поднес ее к своему бокалу, но под взглядом Ирины замер и со словами: "Вам освежить?" – плеснул вино сначала в ее бокал, пролив несколько капель на белоснежную скатерть, а затем себе все, что осталось. Она сделала знак официанту, чтобы принес еще. – Вы, Александр, кстати, имейте в виду – с непривычки вино может показаться легкой водичкой, а потом… Контроль можно над собой потерять.

Серегин, презрительно хмыкнув, допил вино и, вытерев рот ладонью, самодовольно произнес:

– Ты, Ирин, об моем пьянстве не беспокойся. Меня не прошибет. Я к этому делу сызмальства привычный. В гражданскую сколько разов чистый спирт принимал – и чего? Только злее контру рубил! – махнул он рукой, показывая, как это делал. – В капусту! А контролировать себя – пусть те, у кого камень за пазухой контролируют, а мне скрывать нечего, я – весь вон какой есть, открытый. Что в голове – то и говорю! – гордо изложил Серегин свою мысль.

Ирина почувствовала страшную усталость, не имея более желания говорить ни о чем. "Серегин начал пьянеть, – она попыталась мысленно оценить обстановку. – Что дальше? Как себя вести? Неужели уже сегодня?"

– А хотите, сходим в театр? – улыбаясь игриво и нежно, оживленно спросила Ирина, быстро взяв себя в руки

Он изумленно уставился на нее, откусывая заусенец.

– Здесь много артистов из России, – словно не замечая этого взгляда, продолжила Ирина. – Многие не знают языка, поэтому не смогли поступить во французский театр. Да и если б знали… – она махнула рукой. – Кому они тут нужны?

– О! Это ты в самую точку сказала! – он, недоуменно покрутив в руке пустой бокал, перевернул его вверх дном.

Официант, вынырнувший откуда-то из-за его спины, протянул руку с новой бутылкой.

– Давай! – Серегин, поставив бокал на ножку, не глядя, подвинул его в сторону официанта. – Лей!

Официант, скорбно посмотрев на расплывшееся на скатерти пятно, наполнил его бокал.

– Мсье из России? – с любезной улыбкой понимающе спросил он у Ирины.

– Да, – улыбнулась она.

– Что он говорит? – подозрительно спросил Серегин.

– Он сказал, что, очевидно, вы из России.

– Вот. Я так и понял, – выражение лица его изменилось. – Видать тоже нашему делу сочувствует. Хоть и не рабочий и вынужден буржуям прислуживать, а косточка трудовая имеется. – Он всем телом повернулся к официанту. – Комрад! – Исчерпав запас иностранных слов, Серегин поднял согнутую в локте руку, сжав пальцы в кулак. – Пролетарии всех стран, соединяйтесь! – Официант вежливо улыбнулся. Лицо Серегина просияло. – Во! Видишь? Все понимает! Советского человека, его ни с каким буржуем не спутаешь. В нас своя гордость имеется! – он поднялся с места и поднял бокал: – За победу мировой революции! – выпил залпом. – Во всем мире! – опустился на стул.

"Господи! Дай мне силы! Укрепи! Как я их всех ненавижу!" – захлебнувшись эмоциями, подумала Ирина, восхищенно глядя на Серегина, вертевшего в руках незажженую папиросу.

– Как хорошо вы сказали, Александр! Прямо плакать захотелось.

– Прощения прошу. Перебил. Вы чегой-то там говорили… – чиркнув спичкой, он закурил.

– Я говорила про театр. Так вот, представьте, актеры нашли какого-то мецената, который раз в год снимает им театр. А до этого они – репетируют. Причем – вечерами, ночами, ведь работают многие кто – шоферами, кто – официантами, кто – гримерами на студии, а кто просто в доме престарелых актеров какие-нибудь куклы делает для продаж на благотворительные нужды. – Серегин молча слушал, попыхивая папироской. По всему было видно, что он никак не может отключиться от исключительно плодотворного общения с официантом. Ирина постучала ногтем по бокалу. – Александр Васильевич, да слушаете ли вы меня? – Серегин кивнул и уставился на собеседницу, изо всех сил стараясь сосредоточиться. Ирина продолжила: – Репетируют они или дома у кого-либо, или в каких-то сараях. Я была на одной такой репетиции – так они с такой страстью спорили, где стоял самовар на сцене Художественного театра, из-за какой кулисы выходил дядя Ваня или Нина Заречная, что просто перешли на крик… – она покачала головой. – Представьте, в одном спектакле Соню в "Дяде Ване" играла актриса Кржановская, а ей уже лет семьдесят…

– И чего? – удивленно посмотрел на нее Серегин.

– Так она же, старушка эта, играет Со-ню! Понимаете?