Тело черное, белое, красное

– Темно – не страшно. – проговорила старушка, не поднимая головы. – Главное, деточка, чтобы свет внутри тебя был. Пошто, красавица, к нам, в царство Кащеево пожаловала? Ищешь чего? Молодильные яблочки, кажется мне, рановато еще? Может, тогда книжонку какую, – старушка, скинув платок на плечи, распрямилась, сразу став на голову выше, – Парацельса али Папюса, к примеру?

"Не может быть…" – пронеслось у Ирины в голове.

– А то, пойдем, деточка, ко мне в подвальчик, – голос Порфирия задрожал от смеха, – заодно посмотрим, как там у тебя дела обстоят… с динаминизированным нервным флюидом…

– А-ах… – Ирина зажала рот ладонями.

– И то правильно… – Порфирий приложил палец к губам. – Так пойдем, что ли, радость моя? – он протянул ей руку, помогая спуститься вниз…

* * *

В подвале, в полной темноте, почти беззвучно открыв ключом дверь, Порфирий провел гостью в небольшое помещение с маленьким окошком под сводчатым потолком, через которое проникал скудный свет. Ирина огляделась. Большой шкаф, заставленный банками, грязной посудой, стопками старых газет, журналов и книг, перевязанных бечевкой; ржавый рукомойник, над которым неведомым образом был прикреплен осколок зеркала, табурет; у стены – сколоченная из широких досок кровать с истрепанным ватным матрацем, прикрытым наполовину сползшим на пол лоскутным одеялом. Порфирий с улыбкой проговорил, внимательно глядя ей в глаза:

– Ну, здравствуй, что ли, радость моя! Ирина, всхлипывая, бросилась ему на шею.

– Погоди-ка… – отстранившись, пробормотал он, и, наклонившись к нижней полке, нажал какой-то рычажок, легко отодвинув шкаф, за которым оказался узкий проход в другое помещение.

– Прошу! – жестом пригласил он изумленную Ирину следовать за ним и, нагнувшись, протиснулся внутрь.

Пройдя за Порфирием, она оказалась в небольшой квадратной комнате без окон, освещенной несколькими свечами, горевшими в небольших плошечках, расставленных повсюду. Воздух был пропитан запахом расплавленного воска, но душно не было. Обстановка почти полностью повторяла ту, в которой она оказалась в далеком шестнадцатом году, да и хозяин, надо сказать, внешне совершенно не изменился, напротив, будто бы даже стал моложе. Ирина повернулась к старинному зеркалу в резной деревянной раме, тому самому, что висело у него на прежней квартире, в котором сейчас отразилась женщина с жестким, холодным взглядом светло-зеленых глаз. Две небольшие морщинки, обозначившиеся на переносице. Плотно сжатые красивые губы… Отходя от зеркала, она вдруг боковым зрением заметила свое прежнее отражение, появившееся в зеркальной глади, – беззаботную, смешливую Ирочку, и, почувствовав привычное напряжение в области горла, потерла его ладонью, вопросительно посмотрев на Порфирия, который задумчиво пояснил:

– Таково свойство зеркал – хранить прежнее отображение. Это зеркало хранит тебя прежнюю… – Он указал взглядом на подушки, обтянутые красным шелком, небрежно разбросанные по затертому ковру. – Ну, устраивайся.

– Господи, до сих пор не могу поверить… Порфирий, – она прикоснулась к его руке, – это действительно – ты?

– Нет, сударыня. Это – то, что от меня осталось, – усмехнулся он и расположился на ковре напротив опустившейся на подушку Ирины.

– Как ты оказался здесь, в этом подвале?

– Подвал не сырой и не холодный, а роскошь, – в глазах Порфирия мелькнули веселые огоньки, – как известно, отвлекает от раздумий… – с улыбкой произнес он. – А как очутился?.. Помещеньице это я себе еще в пятнадцатом году при помощи дворника нашего, ныне покойного – Тимофея, приготовил, после того, как у меня видение было. Все мне тогда сказали, да до поры до времени молчать велели. Ведь все, что случилось, – уже давно предначертано было. Про Серафима-то Саровского знаешь?

Ирина вопросительно взглянула на него.

– Знавал я одну старую монахиню, которая сказывала, что еще в девятьсот третьем году, когда мощи Преподобного Серафима открывали, довелось ей присутствовать при передаче Государю Императору письма, старцем писанного…

– Серафимом Саровским?! – удивленно воскликнула Ирина. Порфирий утвердительно кивнул.