Тело каждого: книга о свободе

Двадцать первого марта 1949 года, пока Малкольм Икс читал про историю рабства в библиотеке Норфолкской тюрьмы, а за Райхом гонялось Управление по санитарному надзору, Растин начал отбывать двадцатидвухдневное наказание в городе Роксборо, штат Северная Каролина, в составе «цепной бригады» – группы каторжников, скованных одной цепью. Его шокирующий рассказ об этом опыте тем летом напечатали в «Нью-Йорк пост», и он перекликается с воспоминаниями Якобсон того же года. Заключенные жили в полной антисанитарии. Каждую неделю им выдавали пару штанов, рубаху, пару носков, один комплект нижнего белья и полотенце, которыми они пользовались все семь дней тяжелого труда под дождем и в грязи. Всё остальное – расческу, бритву, зубную щетку, карандаш, бумагу, марки, сигареты – им приходилось либо покупать, либо воровать, либо обходиться без них. Десятичасовые рабочие дни с двумя пятнадцатиминутными перекурами физически давались очень тяжело и были так же бесполезны, как щипание пакли или вращение ступательного колеса. Бригада Растина целый день рыла ямы, зная, что следующим заключенным будет велено их засыпать обратно.

Якобсон описывала, что арестанты существовали в условиях садизма, где надзиратели обладали властью над каждым их действием. Цепная бригада трудилась под агрессивным контролем начальника и надзирателя, вооруженного револьвером и дробовиком. В первый же день Растин неоднократно наблюдал, как начальник бил заключенных кулаком по лицу. Когда один из каторжников выругался на своего соседа, начальник предложил надзирателю прострелить ступню следующему в цепи. «Ну нет, – ответил надзиратель. – По ногам стрелять не буду. Уж лучше по сердцу или печени. Так до них точно дойдет»[250]. Часто надсмотрщики от скуки выбирали себе жертву для пыток. Растин несколько раз видел, как надзиратель наводил ружье на грудь парнишки по имени Оскар, заставляя его танцевать, и улыбался при этом.

Официальные наказания оставались такими же гнусными, как и во времена Оскара Уайльда. За серьезные преступления мужчин хлестали кожаным жгутом или сажали в «яму» – одиночную камеру без света, где держали на воде и трех крекерах в день и откуда они выходили похудевшими на несколько килограммов, но при этом должны были продолжать изнуряющий труд. За мелкие преступления заключенных «подвешивали на перекладинах», то есть приковывали к вертикальным жердям решетки и днями напролет не давали садиться, только ненадолго отпуская в туалет. У мужчин опухали ноги, запястья, яички. Горизонтальная версия этой процедуры, известная как «четырехконечная», по-прежнему применяется в американских тюрьмах в наши дни, в частности в Льюисберге, где давным-давно отказались от реформаторских идеалов и теперь селят арестантов по двое в камерах не больше парковочного места.

В чем смысл, недоумевал Растин. Очевидно, никто не становился лучше или здоровее от такого обращения, как и не становилось более безопасным общество, ведь «эти мужчины и тысячи им подобных возвращались в социум не только не исцеленными, но полными горечи и жажды мести»[251]. Тюрьма откровенно представляла собой безвыходную систему производства бесплатного труда и продолжала традиции рабовладельчества под личиной наказания. Многие выходили из тюрьмы без гроша за душой и уже через несколько дней оказывались там же, арестованные за бродяжничество.

На основе своего опыта Растин сделал тот же вывод, что и Якобсон: возмездие и лишение свободы не только антигуманны – они совершенно бесполезны. Насилие порождает насилие, оно замыкает круг бесконечной мести и не дает людям возможности вести себя, как подобает человеческим существам. Единственный принцип, на котором может быть построена действенная тюрьма, – это реабилитация. Что, если бы нам, заключенным, дали осмысленный труд и образование, медицинскую помощь и нормальную еду, спрашивает он читателей. «Если в человеческих взаимоотношениях всё еще работает закон причины и следствия, ответ кажется однозначным»[252].

* * *

К сожалению, в человеческих отношениях нет ничего однозначного. Мы все хотим многого, и наши желания не всегда совпадают или не противоречат друг другу. Если рассказ Растина о его опыте в цепной бригаде повлек за собой реформу тюремных порядков в Северной Каролине, то его следующее заключение не имело отношения к его политическим убеждениям и не помогло защите ничьих прав. Двенадцатого января 1953 года он читал лекцию в Пасадене. Позже вечером он шел по городу и повстречал двух белых двадцатитрехлетних мужчин в автомобиле. Возможно, он сам подошел к ним с намеками, или же между ними произошел некий флирт, но итог был таков, что полиция застукала его в машине в процессе орального удовлетворения юноши на пассажирском кресле. Всех троих мужчин арестовали за непристойность и отправили в окружную тюрьму Лос-Анджелеса. Об этом написали в национальных газетах, и Растину пришлось покинуть свой пост в «Братстве примирения». До конца жизни он утверждал, что его намеренно заманили в ловушку.