Читаем Темная башня полностью

– Это было бы весьма примечательно, будь оно правдой, – ответил Орфью. – Но это не правда. Если бы вы прочли историю о двух английских дамах в Трианоне[165] непредвзято, Макфи, вы бы согласились, что зафиксирован по крайней мере один бесспорный случай, когда люди наблюдали целую сцену из эпохи задолго до своего рождения. А если бы вы, воспользовавшись этой подсказкой, пошли дальше, вы сумели бы объяснить все так называемые истории о привидениях, которые в глазах людей вашего склада всенепременно нуждаются в объяснении. К тому времени вы, быть может, осознали бы, что в ваших мысленных портретах, допустим, Наполеона или Перикла, есть много такого, что вы не читали в книгах, но что престранным образом согласуется с домыслами других людей. Продолжать я не буду. Можете после ужина сами пролистать мои записи. Я, во всяком случае, вполне убежден, что наше восприятие прошлого – то, что вы называете «памятью» – не ограничивается нашей собственной жизнью.

– По крайней мере, признайте, – вмешался я, – что мы вспоминаем нашу собственную жизнь куда чаще, чем что бы то ни было еще.

– Нет, я не признаю даже этого. Нам так просто кажется, и я могу объяснить, почему.

– Почему же? – спросил Рэнсом.

– Потому что из всех фрагментов прошлого мы узнаём лишь фрагменты собственной жизни. Когда у вас в голове возникает образ мальчика по имени Рэнсом в английской частной школе, вы сразу же называете это «памятью», потому что знаете, что вы – Рэнсом и учились в английской школе. Когда у вас в голове рождается образ чего-то такого, что случилось за много веков до вашего рождения, вы зовете это «фантазией»; и на самом деле у большинства из нас нет способа отличать настоящие фрагменты прошлого от порождений своего разума. Трианоновским дамам невероятно повезло, что они смогли отыскать убедительные критерии, подтвердившие: увиденное ими и впрямь часть реального прошлого. Возможно, происходят сотни похожих случаев, которые невозможно проверить (а так оно и есть), и люди просто считают, что им приснилось либо померещилось. И, естественно, держат язык за зубами.

– А будущее? – спросил Макфи. – Или вы скажете, что его мы тоже «помним»?

– «Помнить» – не совсем то слово, – возразил Орфью, – ведь память – это восприятие прошлого. Но будущее мы видим – тут сомнений нет. В книге Данна[166] доказано, что…

Макфи взревел, точно от боли.

– Полно вам, Макфи, – продолжал Орфью, – вы насмехаетесь над Данном только потому, что отказались провести предложенные им опыты. А вот если бы провели, то получили бы те же результаты, что он, и я, и все, кто взял на себя труд попробовать. Говорите что хотите, но эта гипотеза доказана. Она так же верна, как любая научная истина.

– Но послушайте, Орфью, – вмешался я, – в некотором смысле мы будущего все-таки не видим, разве нет? Ну то есть… а, была не была, кто в этом году выиграет Лодочную гонку[167]?

– Кембридж, – заверил Орфью. (Я был среди собравшихся единственным оксфордцем.) – Но если серьезно, я не утверждаю, что можно видеть все будущее или выбирать его кусочки по своей воле. Этого и с настоящим-то не получится – вы не знаете, сколько у меня сейчас в кармане денег, или как выглядит ваше собственное лицо, или даже, по всей видимости, куда задевались ваши спички. – И он протянул мне свой коробок. – Я всего лишь хочу сказать, что из всех бессчетных мыслей, проносящихся в вашей голове в каждый миг, часть – просто фантазии, часть – реальное восприятие прошлого, а часть – реальное восприятие будущего. Фрагменты прошлого вы по большей части не узнаёте и, конечно же, не узнаёте ни одного фрагмента будущего.

– Но ведь мы бы тогда узнали эти фрагменты будущего, когда оно наступит; то есть когда станет настоящим, – проговорил Макфи.

– Что вы имеете в виду? – уточнил Рэнсом.

– Ну, – сказал Макфи, – если бы на прошлой неделе у меня возник мысленный образ этой комнаты и всех вас, сидящих тут, тогда я бы не признал в нем картину будущего, соглашусь. Но сейчас-то, когда я уже здесь, я бы всенепременно вспомнил, что на прошлой неделе провидел эту встречу. А такого не случается.

– Случается, – возразил Орфью. – И это объясняет зачастую возникающее у нас чувство, будто то, что мы переживаем сейчас, уже происходило прежде. На самом деле это бывает так часто, что легло в основу религии половины мира – я имею в виду веру в реинкарнацию – и всех теорий Вечного Возвращения, как у Ницше[168].

– Со мной такого никогда не было, – твердо заявил Макфи.

– Может, и не было, – отозвался Орфью, – зато бывало с тысячами других людей. Есть и причина, по которой мы этого почти не замечаем. Если Данн что и доказал целиком и полностью, так то, что в нашем сознании есть некий закон, фактически запрещающий нам это замечать. В своей книге он приводит события из реальной жизни, похожие на сновидения. И вот что забавно: если реальное событие наступает первым, вы тотчас видите сходство; но если оно сперва снится, на тождество вы просто не обращаете внимания, пока вам на него специально не укажут.

Перейти на страницу:

Все книги серии Космическая трилогия (Льюис)

Темная башня
Темная башня

Произведения К. С. Льюиса, составившие этот сборник, почти (или совсем) неизвестны отечественному читателю, однако тем более интересны поклонникам как художественного, так и философского творчества этого классика британской литературы ХХ века.Полные мягкого лиризма и в то же время чисто по-английски остроумные мемуары, в которых Льюис уже на склоне лет анализирует события, которые привели его от атеизма юности к искренней и глубокой вере зрелости.Чудом избежавший огня после смерти писателя отрывок неоконченного романа, которым Льюис так и не успел продолжить фантастико-философскую «Космическую трилогию».И, наконец, поистине надрывающий душу, неподдельной, исповедальной искренности дневник, который автор вел после трагической гибели любимой жены, – дневник человека, нашедшего в себе мужество исследовать свою скорбь и сделать ее источником силы.

Клайв Стейплз Льюис

Классическая проза ХX века

Похожие книги

И пели птицы…
И пели птицы…

«И пели птицы…» – наиболее известный роман Себастьяна Фолкса, ставший классикой современной английской литературы. С момента выхода в 1993 году он не покидает списков самых любимых британцами литературных произведений всех времен. Он включен в курсы литературы и английского языка большинства университетов. Тираж книги в одной только Великобритании составил около двух с половиной миллионов экземпляров.Это история молодого англичанина Стивена Рейсфорда, который в 1910 году приезжает в небольшой французский город Амьен, где влюбляется в Изабель Азер. Молодая женщина несчастлива в неравном браке и отвечает Стивену взаимностью. Невозможность справиться с безумной страстью заставляет их бежать из Амьена…Начинается война, Стивен уходит добровольцем на фронт, где в кровавом месиве вселенского масштаба отчаянно пытается сохранить рассудок и волю к жизни. Свои чувства и мысли он записывает в дневнике, который ведет вопреки запретам военного времени.Спустя десятилетия этот дневник попадает в руки его внучки Элизабет. Круг замыкается – прошлое встречается с настоящим.Этот роман – дань большого писателя памяти Первой мировой войны. Он о любви и смерти, о мужестве и страдании – о судьбах людей, попавших в жернова Истории.

Себастьян Фолкс

Классическая проза ХX века
Соглядатай
Соглядатай

Написанный в Берлине «Соглядатай» (1930) – одно из самых загадочных и остроумных русских произведений Владимира Набокова, в котором проявились все основные оригинальные черты зрелого стиля писателя. По одной из возможных трактовок, болезненно-самолюбивый герой этого метафизического детектива, оказавшись вне привычного круга вещей и обстоятельств, начинает воспринимать действительность и собственное «я» сквозь призму потустороннего опыта. Реальность больше не кажется незыблемой, возможно потому, что «все, что за смертью, есть в лучшем случае фальсификация, – как говорит герой набоковского рассказа "Terra Incognita", – наспех склеенное подобие жизни, меблированные комнаты небытия».Отобранные Набоковым двенадцать рассказов были написаны в 1930–1935 гг., они расположены в том порядке, который определил автор, исходя из соображений их внутренних связей и тематической или стилистической близости к «Соглядатаю».Настоящее издание воспроизводит состав авторского сборника, изданного в Париже в 1938 г.В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века
Один в Берлине (Каждый умирает в одиночку)
Один в Берлине (Каждый умирает в одиночку)

Ханс Фаллада (псевдоним Рудольфа Дитцена, 1893–1947) входит в когорту европейских классиков ХХ века. Его романы представляют собой точный диагноз состояния немецкого общества на разных исторических этапах.…1940-й год. Германские войска триумфально входят в Париж. Простые немцы ликуют в унисон с верхушкой Рейха, предвкушая скорый разгром Англии и установление германского мирового господства. В такой атмосфере бросить вызов режиму может или герой, или безумец. Или тот, кому нечего терять. Получив похоронку на единственного сына, столяр Отто Квангель объявляет нацизму войну. Вместе с женой Анной они пишут и распространяют открытки с призывами сопротивляться. Но соотечественники не прислушиваются к голосу правды – липкий страх парализует их волю и разлагает души.Историю Квангелей Фаллада не выдумал: открытки сохранились в архивах гестапо. Книга была написана по горячим следам, в 1947 году, и увидела свет уже после смерти автора. Несмотря на то, что текст подвергся существенной цензурной правке, роман имел оглушительный успех: он был переведен на множество языков, лег в основу четырех экранизаций и большого числа театральных постановок в разных странах. Более чем полвека спустя вышло второе издание романа – очищенное от конъюнктурной правки. «Один в Берлине» – новый перевод этой полной, восстановленной авторской версии.

Ханс Фаллада

Зарубежная классическая проза / Классическая проза ХX века