Многие давно мечтают о том, чтобы неопубликованные и разрозненные художественные произведения К. С. Льюиса были однажды собраны в одном томе, который можно поставить на полку рядом со всеми прочими его сочинениями. Их (разумеется, за исключением неопубликованных льюисовских ювенилий) нетрудно найти как в оригинале, так и в переводе на многие другие языки: это «За пределы безмолвной планеты», «Переландра», «Мерзейшая мощь», семь «Хроник Нарнии» и «Пока мы лиц не обрели». Те, у кого уже есть эти книги, добавив к ним сборник «„Темная башня“ и другие рассказы», станут обладателями полного собрания художественной прозы К. С. Льюиса.
Любая книга, после того как я прочел ее и подержал ее в руках, всегда кажется мне неотъемлемой частью жизни – самоочевидным фактом, предыстория которого с ходом времени постепенно забывается. Прежде чем эта книга вот так же застынет в незыблемости, мне хотелось бы засвидетельствовать свою признательность моим коллегам-душеприказчикам из Lewis Estate, Оуэну Барфилду и покойному А. С. Харвуду, а также прочим моим хорошим друзьям, знавшим Льюиса куда дольше меня: Джервасу Мэттью (он тоже умер, пока эта книга готовилась к печати), Р. Э. Хаварду, Колину и Кристиану Харди, Роджеру Ланселину Грину и Аластеру Фаулеру. В нашем раскрепощенном веке не все понимают, что не стыдно попросить совета у человека более знающего и опытного, но я твердо знаю, что значительно вырос благодаря помощи и доброте Оуэна Барфилда и других в ходе редактирования этих текстов.
Темная башня[164]
I
– Разумеется, путешествовать во времени, как в книгах – то есть переноситься физически, – абсолютно невозможно, – заявил Орфью.
В кабинете Орфью нас собралось четверо, не считая самого хозяина. Скудамур, младший из присутствующих, был его ассистентом. Макфи пригласили из Манчестера, поскольку все мы его знали как закоренелого скептика; Орфью решил, что уж если удастся убедить Макфи, то ученому сообществу в целом придется волей-неволей отбросить недоверие. Рэнсом, бледный, с печальными зеленовато-серыми глазами, находился здесь по прямо противоположной причине – потому что он стал героем, или жертвой, одного из самых странных приключений, когда-либо выпадавших на долю смертного. Я тоже оказался замешан в тогдашних событиях – о них рассказывается в другой книге; и теперь попал в число гостей Орфью благодаря Рэнсому. Нас всех, за исключением Макфи, можно было бы назвать тайным обществом: таким, которое не нуждается в паролях, клятвах и скрытности, поскольку его секреты хранят себя сами. Стена непонимания и неверия защищает их от широкой публики или, если угодно, публику от них. Такого в мире куда больше, чем принято думать, и самые важные события каждой эпохи не попадают в учебники истории. Мы все трое знали, а Рэнсом так и на себе испытал, насколько тонка оболочка, ограждающая «реальную жизнь» от фантастики.
– Абсолютно невозможно? – переспросил Рэнсом. – Почему же?
– Вам-то, полагаю, все ясно, – отозвался Орфью, оглянувшись на Макфи.
– Продолжайте, продолжайте, – обронил шотландец со снисходительностью взрослого, не желающего мешать детской игре.
Мы дружно закивали.
– Так вот, – продолжил Орфью, – путешествие во времени, очевидно, означает перемещение в будущее – либо в прошлое. Но где частицы, составляющие ваше тело, окажутся через пятьсот лет? Да повсюду вокруг – одни в земле, другие в растениях и животных, третьи в телах ваших потомков, если вы ими обзаведетесь. Таким образом, отправиться в трехтысячный год означает переместиться во время, в котором вашего тела не существует; а это значит, согласно одной из гипотез, обратиться в ничто и, согласно другой гипотезе, «стать бестелесным духом».
– Секундочку, – сдуру ляпнул я, – но вам вовсе не нужно, чтобы в трехтысячном году вас ждало какое-то тело. Вы же возьмете с собой свое нынешнее.
– Разве вы не понимаете, что именно это и невозможно? – сказал Орфью. – Вся та материя, из которой состоит ваше тело сейчас, в трехтысячном году будет использована иначе.
Я по-прежнему недоуменно хлопал глазами.
– Давайте так, – объяснил Орфью. – Один и тот же фрагмент материи не может находиться в разных местах одновременно – вы согласны? Хорошо. Теперь предположим, что частицы, которые в настоящий момент составляют кончик вашего носа, к трехтысячному году станут частью кресла. Если вы перенесетесь в трехтысячный год и, как и предполагаете, возьмете с собой ваше нынешнее тело, значит, в какой-то момент в трехтысячном году одни и те же частицы должны будут оказаться в составе и вашего носа, и кресла – а это абсурд.
– Но ведь частицы моего носа все равно постоянно изменяются! – возразил я.
– Верно, верно, – отозвался Орфью, – только это не довод. Если вы рассчитываете иметь тело в трехтысячном году, вам нужны частицы для носа. Но к трехтысячному году все частицы во вселенной уже будут задействованы как-то иначе – каждая на своем месте.