Кто она? Никто не знает наверняка, но буквы К, Г и Б определенно что-то значили в судьбе Варвары Павловны. Может, она всю жизнь принимала и выдавала плащи (но не кинжалы) в гардеробе Дома культуры работников плаща и кинжала, а, может, подвешивала шпионов за ребра и выбивала дурь из диссидентов. Может, она и сейчас этим занимается. В свободное от хлопот по подъезду время. Бухгалтер ТСЖ, выжившая из ума тридцатилетняя старуха, по секрету сообщает всем, что в трудовой у Варвары Павловны значится «оператор рабочего места». Понимай, как знаешь. В полном молчании мы доехали до 23-го этажа, до места происшествия.
– Видишь? От лифта пакет не видно. Мешает козырек коляски. Преступник должен был пройти по коридору.
Я оглядываю коридор глазами похитителя банок: щербатый кафель всех цветов ржавчины, санки, ящики, пыльные велосипеды, жгуты проводов под потолком. Перед каждой дверью – коврик.
– Я соседей не подозреваю.
– Напрасно. Даже если сами не брали, могли навести. Случайно.
– Может, уборщица?
– Нет, уборщицу я исключаю. Чтоб уборщица взяла банки, а Гену оставила?
В сетчатом дне коляски вместе с букетом из грязных палок, желудями и крутилками (усохшими семенами липы) – уродец-крокодил с колесами на палке.
– Нет, уборщицу я исключаю.
Варвара Павловна листает желтую клеенчатую тетрадь на голубом клеенчатом столе. Я задыхаюсь от вони средства для мытья посуды с ароматом весенних альпийских цветов. Мелькают страницы о семейных отношениях, автовладении, заболеваниях… Весь дом как на ладони. Варвара Павловна останавливается на поэтажном досье жильцов-заготовителей: грибы, огурцы, помидоры в уксусе, помидоры в масле, варенья – все помечено условными значками. Наша квартира, кстати, помечена прочерком – сами не солим, едим родительское.
– В конце ноября заготавливают капусту, клюкву и фейхую. Для капусты твои банки малы, клюквы на рынке нет, значит фейхуя. А это след.
Я заглядываю через плечо – изумрудным цветом фейхуи помечено совсем мало квартир.
– Будем все прочесывать?
– Нет. Сейчас опросим эксперта.
Квартира 74. Дверь сама открывается нам навстречу, вместо прихожей я вижу помещение размером со шкаф, в который втиснута высокая костистая старуха в белом чепце. Все жилое пространство здесь: плитка, чайник, вертикально поставленная, подогнанная под высоту глазка койка, к которой притянута мумия. Какие-то шланги. Опрятный запах формалина.
– Не спала, не спала, поджидала вас. Лифт слышала. К консьержке ездили – слышала. Туда-сюда. Спрашивайте, отвечу.
– Кассандра Сергевна, я вот по какому делу…
Чужой этаж. Здесь тоже пестрый щербатый кафель. Коробки. Коврики.
– Ездил лифт ночью. В начале третьего. На высокий этаж поднялся, потом обратно спустился. Но не до первого. Наверху очень мало стоял. Я удивилась.
– Сколько этажей проехал?
– Около десяти.
В качестве поощрения Варвара Павловна бросает в капельницу мумии кусочек сахара. Дверь шкаф-квартиры захлопывается.
– Хроническая бессонница, паралич, мания преследования. Незаменимый товарищ. В советское время у нас через этаж такие были – это сейчас все развалилось…
Варвара Павловна снова замирает, но на этот раз ненадолго – лифт едет на 13-й этаж.
13-й этаж. Все сходится. Фейхуя (мотив), связь с моей соседкой (возможность), ночной вояж на лифте (средство).
– Ты мне должен помочь. – Звонок за дверью надрывается так, что слышно, наверное, на улице. Квартира номер 127. На мягких выпуклостях обивки скопилась пыль.
– А что делать надо?
– Когда скажу «Ладога» бей его в солнечное сплетение. Не позже и не раньше. Покажи, как будешь бить. Нет, так плохо. Вот так – (кладет тетрадь и молоток на пол) – снизу-вверх. Попробуй: Ладога! Еще раз: Ладога!
Звонок захлебывается.
– Кто? Да кто там?!
Огромное пузо, огромные брови. Штаны, которые принято называть спортивными, хотя спортом тут и не пахнет. Тапки.
– Михал Дмитрич, ты у гражданина банки спер?
– Да вы что, товарищи дорогие, белены объелись?!
– Ладога!
Кия! Рука проваливается по плечо в прохладный вязкий жир, тонет, скользит. Капитошка заламывается, сгибается вдвое, из-под потолка к нам опускается бровастая голова, Варвара Павловна накрывает ее сверху тетрадью и лупит молотком. Лесной великан рушится на палас.
– Давай-давай, что встал?! Тащи его в комнату и скотчуй к креслу, пока не очухался.
Варвара Павловна деловито ставит на пол пластиковый таз и принимается раскручивать электрошнур заросшего желтой бахромой торшера.
– А банки точно были?
– В каком смысле?
– Может, ты их в машину отнес? Или в шкаф убрал, а не в коридор. Они не лежат у тебя под диваном сейчас? – Варвара Павловна пнула ногой бездыханного капитошку. – Потому что он тут точно ни при чем.
Квартира перевернута вверх дном. Пахнет жженым проводом, озоном и капитошкиными нечистотами. Дым.
– Банки точно были.
– Тогда стирай отпечатки и пошли отсюда.
– Рубик, я знаю, что ты дома. Открой. Товарищ не из военкомата. Открой!
Рубик – невероятно худой и бородатый даун с бешенными очами, местный «компьютерный» «гений».