Ожидание что его слуги за него позаботятся о средствах к существованию, является Характерным для личностей, подобных Вилье де Лиль-Адану. С одной стороны, это было нечто, что он решил не делать для себя сам. С другой стороны, Вилье происходил из аристократической семьи, которая имела за спиной как минимум восемь столетий нерушимого благородства — что означает, как легко вообразить, довольно малое количество слуг. Среди его знаменитых предков были Жан де Вилье де Л иль-Адан (1384–1437), маршал Франции; Филипп-Огюст де Вилье де Лиль-Адан (1464–1534), основатель ордена Мальтийских Рыцарей; Пьер де Вилье де Лиль-Адан, знаменосец, который держал Великое Знамя Франции в битве при Рузбеке в 1382 году. Вилье никогда не забывал о своём благородном происхождении, которое было для него источником и великой гордости, и существенного неудобства. Гордости, которая поддерживала его, когда мир постоянно оказывался неуютным, если не враждебным. Неудобство состояло в том, что именно его аристократическое наследие не давало ему закатать рукава и приняться за работу, когда он сталкивался с препятствиями. Малларме, наряду с Бодлером и Вагнером бывший одним из близких друзей Вилье, считал его «человеком, которого никогда не было, если не считать его снов». Для Артура Саймонса, который познакомил англоязычного читателя с Вилье в своей классической книге «Символистское движение в литературе» (1899), он являлся «Дои Кихотом идеализма». Для философа Николая Бердяева Вилье был одним из группы писателей конца девятнадцатого столетия, которые «ненавидели священной ненавистью буржуазный мир… ни к чему не приспособленные, вся жизнь которых прошла в бедности, непризнании и неудаче» [38]. Даже в большей степени, чем Бодлер или Нерваль, Вилье был человеком, который, видя перед собой неявный свет Идеала, был по своей природе неспособен придти к взаимопониманию с окружающим миром. И даже в большей степени, чем Бодлер и Нерваль, он всё глубже погружался в душераздирающую нужду. Его жизнь была лишена минимального комфорта, так что, будь он ортодоксальным членом католической церкви, которую принимал с таким пылом, к сегодняшнему дню он мог бы быть канонизирован.
Вилье де Лиль-Адан родился в 1838 году в семье, благородные корни которой сделали её мишенью Революции. Семья жила в очень скромной обстановке, и шаткость финансового положения усугублялась тем, что отец Вилье, постоянно тешивший себя мечтами об успехе, строил планы, отличавшиеся непрактичностью и заканчивавшиеся провалом. Он систематически выбрасывал на ветер скудные семейные сбережения в серии абсурдных проектов «стань богатым быстро». Но одну его фантазию разделяла вся семья: молодому Матье — как Вилье называли его родные — предначертано восстановить славу семьи, став знаменитым писателем, а семейную казну — женившись на богатой невесте. Вилье старался оправдать эти ожидания: первую их часть — написав самые лучшие книги конца девятнадцатого века, вторую — сделав предложение богатой молодой англичанке. Рассказывают, что англичанку познакомил с Вилье его друг, которого он попросил найти ему жену с состоянием по крайней мере в три миллиона франков. Леди была так напугана пылом и длинными декламациями поэта, что убежала со свидания в Ко-вент-Гарден так быстро, как только смогла. Последовали разочарование, взаимные обвинения и возвращение одежды, которую Вилье позаимствовал для запланированного романа. Смутная идея потерянных в давние времена сокровищ присутствует на заднем плане во всех произведениях Вилье; интерес к настоящим сокровищам очевиден, но, как и в случае героя «Рукописи, найденной в Сарагосе» Яна Потоцкого, намек на алхимическое золото (то есть эзотерическую мудрость) также нельзя сбрасывать со счета.