Темная муза

Акселевское отречение от жизни является логическим продолжением веры романтиков в превосходство воображения над реальностью, конечным воплощением Гоффмановского «сера-пионова принципа», итогом «иной» дороги. По этой дороге, ведущей к дулу пистолета, могли бы пройти до конца и Гюисманс, и Бодлер, и их братья по духу. В своей собственной жизни Вилье, пылкий католик, нашел свой путь — к подножию креста; по-зднее он пытался переписать конец пьесы и исправить нигилизм Акселя в духе христианства. К сожалению, ему не хватило времени: помешал рак желудка, обнаруженный у Вилье в 1889 году. Мысль о том, что ему придется умереть, так и не доведя до совершенства главную работу своей жизни, по иронии судьбы вновь укрепила первоначальный пессимизм Вилье. По слухам, перед смертью он хотел организовать судебный процесс против Бога. Духовная чистота, которую искал Аксель, вела к художественному бессилию. Так движение символистов пришло к чистой странице Малларме и к белому холсту Казимира Малевича. Многих других путь Акселя привел к декадентскому погружению в подрывающие силы излишества, чувству беспомощного отвращения к миру, которое так контрастировало с попытками Вилье его переделать.

Герберт Уэллс

Герберт Уэллс не был оккультистом. Верховный жрец науки, он однажды поднял на смех своего приятеля Бернарда Шоу за его веру в Бергсоновскую elan vital — «жизненную силу». Уэллс называл идеи Бергсона «жу-жу» и относил их к суевериям, которые современный человек должен откинуть, двигаясь по пути создания разумного мирового порядка. Тем не менее Уэллс имел свою собственную версию сверхчеловека, и в его творчестве часто сливаются воедино Ницшеанское представление о внезапном эволюционном скачке и Викторианская вера в развитие с помощью науки. Так, в романе «Пища богов» (1904) два биолога открывают питательное вещество, которое вызывает постоянный и неограниченный рост. Люди, которые употребляют эту пищу, превращаются в гигантов, и не только по размерам, но и по разуму; они оставляли позади «ничтожность, скотство и слабость человека». Неизбежно, гиганты вызывают страх у маленьких людей, которые пытаются уничтожить их. «Мы сражаемся не только за себя, — заявляет вождь гигантов, — но и за рост, рост, который продолжается вечно… Чтобы в конце концов дорасти до братства и взаимопонимания с Богом… Пока Земля не превратится в скамеечку для ног…» 15].

Очень легко заметить фашистский и капиталистический подтекст этого заявления — но это легко нам, людям, которые знают, как прошло столетие, — которое только начиналось для Уэллса. Надо отдать ему должное: он не имел ничего общего с этими идеологиями. Но представление об эволюционной элите — не слишком далекое от идеи Блаватской об узком круге духовных учителей — никогда не покидало Уэллса. Легко представить, что человека, обладающего таким талантом и энергией, как Уэллс, раздражало бестолковое человечество. В одном из его последних научно-фантастических романов «В дни кометы» (1908) газ из пролетающей мимо Земли кометы превращает всех жителей Англии в благородные, утонченные создания. А ещё позднее, в 1937 году, в своей малоизвестной новелле «Рожденные Звездой» Уэллс изображает марсиан, направляющих космические лучи на Землю, чтобы создать высшую расу [6]. Тем не менее этот эволюционный оптимизм был смешан с темным пессимизмом, корни которого лежали в научных открытиях девятнадцатого столетия, породивших образы бессмысленного эволюционного процесса и грядущей «тепловой смерти» вселенной. «Машина времени» (1895), «Остров доктора Моро» (1896), «Человек-невидимка» (1897), «Война миров» (1898) — все они изображают мрачное будущее человечества. И если оценивать творчество Уэллса по его последней работе, нам придется признать, что в конечном счете побеждает тьма. В книге «Разум на краю своей натянутой узды» (1945) Уэллс мрачно заявляет, что «этот мир достиг своего предела… близок конец всего, что мы называем жизнью…». Энтропия — в форме атомной бомбы — бросает человечество навстречу вымиранию. Та самая наука, которая обещала человеку блистательное будущее, гарантирует его неизбежный конец.