Неплохо придумано, да. Очень даже неплохо. Но вот именно что — придумано. Взято из головы. Это был вовсе не первый раз, когда Тэд сочинял историю, имевшую лишь отдаленное отношение к правде. И скорее всего не последний — если, конечно, он доживет до следующего раза. Впрочем, это была не совсем ложь; и даже, по сути, не приукрашивание правды. Это было почти бессознательное искусство выдумывать себе жизнь, и Тэд не знал ни одного писателя, который бы этим не занимался. Причем это делается вовсе не для того, чтобы представить себя в выгодном свете в той или иной ситуации; иногда — да, но ты точно так же выдумываешь истории, которые явно тебя не красят или выставляют тебя идиотом. В каком там фильме репортер говорит: «Если есть выбор между легендой и правдой, печатай легенду»? Кажется, в «Человеке, который застрелил Либерти Вэланса». Может быть, из этого получится дерьмовый и безнравственный репортаж, зато прекрасный миф. Избыток вымысла в жизни — это, наверное, почти неизбежный побочный эффект сочинительства. Как мозоли на кончиках пальцев у гитариста или кашель курильщика.
Правда о рождении Старка весьма отличалась от версии в «Пипл». Не было никаких мистических озарений, никаких указаний свыше, чтобы писать книги Старка от руки, хотя со временем это превратилось в своеобразный ритуал. А в том, что касается ритуалов, писатели не менее суеверны, чем профессиональные спортсмены. Бейсболист может всегда выходить на поле в одних и тех же носках или креститься перед тем, как шагнуть на домашнюю базу, если в этих носках или после крестного знамения он хорошо отбивает; писатель, успешный писатель, тоже подвержен бытовой магии ритуалов, отгоняющих неудачу, — писательский эквивалент вялой игры, именуемый творческим застоем.
Привычка Джорджа Старка писать от руки появилась лишь потому, что Тэд забыл привезти новые ленты для «Ундервуда», стоявшего в его маленьком кабинете в летнем доме в Касл-Роке. У него не было ленты для пишущей машинки, а пришедшая в голову мысль показалась такой заманчивой и перспективной, что Тэд не мог ждать. Он порылся в столе, нашел блокнот с карандашами и…
В разговоре с Майком Дональдсоном, журналистом из «Пипл», рассказывая наполовину выдуманную историю о происхождении Старка, Тэд не задумываясь перенес место действия в большой дом в Ладлоу — наверное, потому, что именно здесь, в Ладлоу, шла основная работа над книгами, и было бы только естественно представить всю сцену здесь — тем более если ты представляешь сцену, если
В таком случае дом должен означать Касл-Рок. Касл-Рок, где располагается Старое городское кладбище. Старое городское кладбище, где (как это виделось Тэду, если уж не Алану Пэнгборну) Джордж Старк впервые объявился в своем убийственном физическом воплощении около двух недель назад.
А потом, словно это было в порядке вещей — и, кстати, вполне могло быть, — ему в голову пришел еще один вопрос. Вопрос очень существенный, но настолько внезапный, что Тэд даже пробормотал его вслух, как робкий поклонник на встрече с любимым автором:
— Почему ты хочешь вернуться к писательству?
Он опустил руку с карандашом на бумагу. Как только кончик карандаша коснулся листа, рука вновь онемела, словно ее опустили в ручей с очень холодной, очень чистой водой.
Рука начала действовать сама по себе. Она слегка приподнялась, снова перевернула страницу, разгладила перевернутый лист… но на этот раз начала писать не сразу. Тэд уже подумал, что связь — или что это было? — оборвалась, несмотря на онемение в кисти, но потом карандаш в руке дернулся, словно живое существо… живое, но тяжело раненное. Карандаш дернулся, нарисовал что-то похожее на вялую запятую, дернулся еще раз, провел короткую линию, написал:
Джордж Старк Джордж Старк Нет никаких птиц Джордж Старк
и остановился, как умерший механизм.