Темная половина

«Гусиные лапки» вокруг глаз, обычные признаки среднего возраста, которые он видел в луже, теперь превратились в глубокие морщины. Веки отяжелели, отвисли, обрели грубую фактуру крокодиловой кожи. Щеки начали приобретать такой же помятый, сморщенный вид. Глаза покраснели и воспалились, как у законченного алкоголика. Вниз от уголков рта протянулись глубокие борозды, придававшие ему сходство с чревовещательской куклой с челюстью на шарнирах. Светлые волосы — и поначалу не слишком густые — поредели еще больше, особенно на висках и на макушке, где сквозь них проглядывала розовая кожа. На руках проступили старческие пигментные пятна.

Все это можно было бы оставить как есть, не прибегая к косметическим ухищрениям. В конце концов, он выглядел просто старым, а что примечательного в обычной старости? Главное, что его сила никуда не делась. Плюс к тому, он был уверен, что когда они с Бомонтом снова начнут писать — писать, ясное дело, под именем Старка, — процесс распада повернется вспять.

Но теперь у него стали шататься зубы. И на коже появились язвы.

Первую он заметил три дня назад, на внутренней стороне правого локтя. Красное пятно с белым кружевом мертвой кожи по краю. Такие язвы ассоциировались у него с пеллагрой, эпидемии которой случались на дальнем Юге даже в 1960-х. Позавчера он увидел еще одну, на этот раз — на шее, под мочкой левого уха. Еще две — вчера. Одно пятно — на груди, второе — чуть ниже пупка.

Сегодня первая язва появилась у него на лице, на правом виске.

Они не болели. Чесались — да. Но не более того… во всяком случае, в том, что касается ощущений. Но они быстро распространялись. Его правая рука теперь была воспаленно-красной и зудела от локтя до середины предплечья. Он один раз попробовал ее почесать и сразу понял, что лучше не надо. Плоть разъехалась под его пальцами с тошнотворной легкостью. Из бороздок, оставленных ногтями, потекла кровь с желтым гноем, причем раны испускали запах. Противный запах. И все-таки это была не инфекция. Он мог бы поклясться, что не инфекция. Больше похоже на влажную гниль.

Глядя на него сейчас, всякий — даже профессиональный медик — заподозрил бы скоротечную меланому, вызванную, вероятно, высокоинтенсивным облучением.

Однако язвы не особо его беспокоили. Он предполагал, что они будут множиться и прирастать, расползаться по телу, и смыкаться друг с другом, и в конечном итоге съедят его заживо… если он им позволит. А поскольку он этого не позволит, то нечего и волноваться. Но нельзя оставаться неприметным в толпе, если лицо у тебя превращается в извергающийся вулкан. Значит, надо прибегнуть к услугам косметики.

С помощью губки он аккуратно нанес на лицо тональный крем, растирая от скул к вискам, пока окончательно не замазал тускло-красную язву у внешнего края правой брови и еще одну, новую, которая лишь начала проступать из-под кожи над левой скулой. Старк уже понял, что мужчина со слоем штукатурки на лице похож именно на мужчину со слоем штукатурки на лице. Иными словами, либо на телеактера из «мыльной оперы», либо на гостя «Шоу Фила Донахью». Уж всяко лучше, чем язвы, к тому же загар немного смягчал впечатление неестественности. В тени или при искусственном освещении слой тонального крема был почти незаметен. Во всяком случае, Старк на это надеялся. Была и другая причина держаться подальше от прямых солнечных лучей. Он подозревал, что солнечный свет ускоряет губительную химическую реакцию, происходящую в его организме. Как будто он превращался в вампира. Но это нормально; в каком-то смысле он всегда был вампиром. К тому же я человек ночной, сова на все сто. И так было всегда. Такой уж я по натуре.

Старк усмехнулся, обнажив зубы, словно клыки.

Он закрыл флакончик с тональным кремом и взялся за пудру. Я сам чувствую, как от меня воняет, подумал он, и очень скоро это почувствуют и другие… густое зловоние, как от кастрюли с протухшим мясным рагу, целый день простоявшим на солнце. Это плохо, друзья и подружки. Очень плохо.

— Ты будешь писать, Тэд, — произнес он вслух, глядя на себя в зеркало. — Но при удачном раскладе тебе не придется писать слишком долго.

Он усмехнулся еще шире, обнажив передние зубы, мертвые и почерневшие.

— Я быстро учусь.

5