Ему захотелось сорвать машинку с держащих ее болтов и сокрушить всех и вся в этом зале, пройтись вдоль кабинок, размахивая машинкой, словно варвар — дубиной, ломая хребты и раскалывая черепа. Если он не может творить, дайте ему разрушать!
Но он все-таки взял себя в руки (что далось нелегко) и вышел из библиотеки, смяв в сильной руке бесполезный лист бумаги, который он потом выбросил в урну на улице. И вот сейчас, держа ручку, он вспомнил ту неизбывную слепую ярость, в которую впал, обнаружив, что без Бомонта не способен написать ничего, кроме собственного имени.
Ярость.
И страх.
Паника.
Впрочем,
«теряю», — написал он, и, Господи, нельзя говорить Бомонту
«силу СЦЕПЛЕНИЯ» — написала его рука, словно чтобы развить предыдущую мысль, и Старк вдруг увидел, как бьет Бомонта ручкой. Бьет, как ножом. Он подумал:
И тогда, пусть даже все было как сон внутри сна, пусть даже он находился во власти этого жуткого, головокружительного ощущения потери контроля, какая-то часть его беспощадной и безусловной самоуверенности все-таки вернулась, и он сумел пробить барьер сна. В то победное мгновение, когда он вырвался на поверхность, не дав Бомонту себя утопить, он захватил контроль над ручкой… и наконец обрел способность
На секунду — лишь на одну секунду — возникло ощущение двух рук, сжимавших две письменные принадлежности. Ощущение было настолько явственным и реальным, что это могла быть
«нет никаких птиц», — написал он. Первое настоящее предложение, которое он написал
В возбуждении, которое было слаще и жарче, чем самый мощный оргазм, он написал: «Нет никаких птиц никаких на хрен ПТИЦ ах ты сукин сын убирайся из моей головы!»
А потом, не задумываясь ни на миг — раздумья часто приводят к фатальному промедлению, — он взмахнул ручкой, описав ею в воздухе резкую, короткую дугу. Металлический кончик вонзился в его правую руку… и он почувствовал, как в пятистах милях к северу Тэд Бомонт перевернул в пальцах бероловский карандаш и вонзил его в свою
Вот тогда он и проснулся — они
2
Боль была обжигающей и чудовищной — но она была освобождением. Старк закричал и тут же прижался вспотевшим лицом к предплечью, чтобы заглушить крик. Но это был вопль не только боли, но и радостного возбуждения.
Он чувствовал, как Бомонт стиснул зубы, стараясь подавить свой собственный крик — там, у себя в кабинете в Мэне. Связь, которую Бомонт установил между ними, не оборвалась; скорее, она распустилась, как наскоро завязанный узел разъезжается от последнего яростного рывка. Старк почувствовал, почти
Старк протянул руку, но не физически, а
Он подумал о том, чтобы заставить Тэда выхватить еще один карандаш из банки и ударить себя опять — на этот раз в глаз. Или поглубже в ухо, чтобы остро заточенный кончик пробил барабанную перепонку и воткнулся в мягкие ткани мозга. Он почти слышал вопль Тэда.
Но он все-таки остановился. Он не хотел убивать Бомонта. Пока не хотел.
Сначала пусть Бомонт научит его, как жить самому по себе.
Старк медленно разжал кулак и почувствовал, как разжимается и тот кулак, что держал сущность Бомонта, — мысленный кулак, такой же стремительный и безжалостный, как и его материальный. Он почувствовал, как Бомонт, жирный белый червяк, со стоном и визгом уползает прочь.
— Пока живи, — прошептал он и занялся другими делами. Левой рукой он крепко сжал ручку, торчавшую из правой кисти. Потом одним быстрым рывком вытащил ручку и швырнул в мусорную корзину.
3