Пока Герды не было в комнате – она добавляла миндаль в традиционный рождественский рисовый десерт – Гарри наконец поставил на стол бутылку портвейна, что показалось Ане премилым после всего выпитого шнапса – они осушили две бутылки – и, наверное, по этой причине она запела. И вот они уже хором затянули «Зеленая верхушка ели сверкает Рождеством», а Герда тем временем принесла чистые тарелки и поставила на стол красивую стеклянную вазочку с десертом. Прежде чем сесть за стол, она достала еще одну бутылку портвейна, поскольку первую уже прикончили, а Рождество нужно было отметить как следует, Гарри был с ней в этом солидарен.
Все положили себе по полной ложке нежного десерта, настолько нежного, сказала Ана, что было бы нелишним повзбивать сливки вдвое дольше, но таким уж он вышел, и не надо искать добра от добра, посчитали остальные. Эрлинг, возя ложкой по краю десерта, пытался заглянуть в вазочку, и все стали кричать, что так нечестно. С первого раза целый миндальный орешек не достался никому, и пришла очередь снова пустить вазочку по кругу. Наконец десерт был съеден, но никто так и не сознался, что ему достался орешек. Все с удивлением переглянулись и спросили Герду, не забыла ли она положить орех в рис, и она ответила, что с таким же успехом она могла забыть вставить с утра свою искусственную челюсть. Тогда Гарри открыл рот и сделал вид, как будто вытаскивает передний зуб, но это был миндальный орех, и Гарри он достался в первый же заход, поэтому Герде пришлось дать ему пару тумаков, отправляясь на кухню за марципановым поросенком. Гарри тоже как следует шлепнул ее несколько раз по заду, и Лиз спросила, не могут ли они вести себя хотя бы немного пристойнее. Герда парировала, что она, вроде, слышала, как Лиз ратовала за сексуальность, не скованную запретами, и Лиз подтвердила, что да, однако же не в случае с пожилыми людьми, на что Гарри с Эрлингом громко расхохотались, а Ана спросила, обязательно ли вести себя так неприлично за рождественским столом.
Потом Лиз, Мерле и Клара пробрались под столом в обратную сторону и пошли на кухню мыть посуду. Эрлинг помог Ане перебраться на диван, а она всхлипывала и говорила, что ей так жаль превратиться в обузу, но тут Лиза принесла полную вазочку сладостей: марципан, нуга, сухофрукты в шоколаде, и Ана забыла о том, что она всем в тягость. Эрлинг сел рядом с ней и закурил трубку. Гарри потихоньку улизнул в спальню, и когда дети, перемыв, вытерев насухо и расставив по местам посуду, вернулись в гостиную, стол уже сложили, и теперь между ним и диваном возвышалась рождественская елка, украшенная зажженными свечами, синими и красными шарами и белыми картонными гирляндами-гармошками. Ана и Эрлинг остались сидеть на диване, он обнял ее за плечи, и они подпевали остальным, водившим хоровод вокруг елки. Спели «Родился в Вифлееме младенец», «Счастливое Рождество» и «Я видел, как зацвела роза», ведь без последней Рождество было для Аны не Рождество, она запела на гренландском и не смолкала, пока Эрлинг не напомнил ей, что они в Дании. Герда пела громко и фальшиво, перекрывая более скромные голоса остальных, забывая при этом слова и оглушительно хохоча.
Гарри проорал «Вот опять Рождество» и выбежал через дверь террасы в морозную, мерцавшую звездами ночь, Эрлинг тоже вскочил с дивана и выбежал за ним, и Ана, которой все равно пора было отлучиться по нужде, была этому рада. Гарри с Эрлингом разгуливали по улице под окнами пентхаусов и натолкнулись еще на две семьи, которые тоже распевали «Вот опять Рождество», а потом они все взялись за руки и трижды проскакали вприпрыжку вокруг большого каштана, росшего позади домов, потом опять разделились на семьи и снова сомкнули ряды, крича друг другу: «Хороших вам рождественских дней!» Когда они вернулись в дом, у Аны был такой вид, как будто она только что плакала, слюни текли у нее по подбородку, но она ничего не сказала, и взрослые обессиленно попадали на диван и стулья.
Мерле и Клара сели на пол возле елки. Им дали еще по стакану красного лимонада, а Гарри откупорил бутылку вишневого ликера, которую ему подарил на Рождество один из клиентов. Теперь наконец пришла пора открывать подарки. Доставать их из общей кучи и раздавать, как всегда, досталось Кларе, и это было несправедливо, но уже стало традицией, уютной и комфортной. Взрослые обрадовались своим подставкам под горячее, Герда сказала про выжженный цветок, что никогда еще не видела такой красоты, а Ана заверила, что теперь будет пить исключительно из кружки со своим именем. Мерле получила калькулятор, его подарила ей Ана, пазл и свитер, связанный Гердой, но Гарри, Герда и Лиз подарили Мерле и Кларе по кассетному магнитофону, и этот подарок, конечно, был вне конкуренции. Эрлинг сказал, что, на его взгляд, это перебор, но Гарри возразил, что если человеку нельзя баловать собственных внуков, то что ему тогда вообще можно?