Темная сторона Хюгге

Было как-то странно входить в церковь, где ты совершенно ни с кем не знаком, но все стало проще, когда Герда села рядом с Мерле, притянула ее к себе и обняла своей длиннющей рукой, так что Мерле почувствовала себя защищенной, обдаваемая горьковатым дыханием бабушки. Все так красиво пели, и Эрлинг был доволен тем, что пастор был немногословен и им не пришлось выслушивать занудные наставления в такой светлый праздник. Причетник еще только приступил к чтению завершающей молитвы, а Герда уже подталкивала их к выходу, поскольку не могла положиться на то, что Лиз, оставшаяся дома присматривать за уткой, не занимается вместо утки своей персоной.

В Тингбьерге в окнах тоже горели свечи и огоньки, и были видны рождественские сердечки, а в таунхаусе, перед которым они припарковались, почти все окно занимало сплетенное Гердой сердце. Гарри подошел к входной двери и вставил ключ в замок, пока остальные выгружали из машины подарки и Ану, но, когда дверь открылась, оттуда повалил дым. Герда стремглав метнулась на кухню, а Гарри тем временем орал на Лиз, дрыхнувшую на диване, пока она не проснулась с очумевшим видом. К счастью, утка подгорела не вся, только крылышки, остальное, как выразилась Герда, приготовилось в самый раз, и Эрлинг принялся разрезать утку, пока Герда обжаривала картофель в сахарном сиропе и подогревала маринованную красную капусту. Гарри открыл дверь на выложенную плиткой террасу. Напротив росла яблоня, которую по распоряжению Герды он украсил рождественской гирляндой, хотя считал, что неразумно тратить деньги на такие глупости. Клара и Мерле переместили Ану на диван, где она восседала, как тесто, намеревавшееся подняться над всеми присутствующими, и оглядывалась по сторонам с видом сбитого с толку человека. Создавалось такое ощущение, что богослужение заставило ее забыть о том, где она находится. Рот Аны перекосился на бок, и Кларе каждые две минуты приходилось вытирать ей слюну в уголках губ. На стульях вокруг нарядно накрытого стола с красными салфетками в бокалах были рассажены вязаные гномы размером с настоящих детей, а под потолком тут и там тоже раскачивались и карабкались гномы.

Мерле пошла на кухню, где получила задание наполнить отваренные яблоки красносмородиновым желе. Она втыкала чайную ложечку, как лопату, в красного цвета массу, вырезая фрагмент желе соответствующей формы, и теперь этот кусочек был готов дрожать и колыхаться своей красной массой в углублении, сделанном в яблоке. Потом в гриль ненадолго отправили запеченную свинину, чтобы шкурка получилась с румяной корочкой, а потом, потом приготовления были завершены и можно было переместить гномов со стульев на диван и самим сесть за стол, у которого раздвинули столешницу, так что теперь он занимал практически всю гостиную, и Кларе, Мерле и Лиз пришлось пролезать под ним, чтобы сесть на свои места. Ана настаивала, чтобы они прочитали перед едой молитву, ведь был сочельник, однако Лиз полагала, что пусть уж тогда это будет отрывок из «Капитала». Эрлинг сказал, что неплохо бы помнить об окружающих, даже если ты сам коммунист, а Ана высказала мысль, что христианство и коммунизм, наверное, восходят к одной основной идее и что разница между ними сводится к сложенным в молитве рукам – и тут она действительно сложила руки и произнесла слова Иисуса: «Аз есмь хлеб животный», и тогда Лиз в свою очередь подняла руку со сжатым кулаком, сказав: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь; вам нечего терять, кроме своих цепей», но тут Гарри предложил им обеим забыть на сегодняшний вечер про свои дурацкие идеи. Ана, брызгая слюной, возразила, что на самом деле это уже чересчур – в сочельник называть христианство дурацкой идеей, и Герда вмешалась в разговор и сказала, что Гарри не имел в виду ничего обидного, после чего Гарри не сказал больше ни слова. Эрлинг налил всем шнапса, и они чокнулись за Рождество, за Иисуса и Карла Маркса. Мерле и Карле налили красного лимонада, поскольку Герда считала, что в этот вечер красный лимонад гораздо уместнее желтого.

Взрослые продолжили пить шнапс: у Герды не было никаких идей насчет более подходящего напитка под утку, а стопка шнапса – беспроигрышный вариант. Все было удивительно вкусно, причем вкусно в соответствии со всеми рождественскими канонами. Мерле ела, пока не почувствовала, что сейчас лопнет, и пила лимонад, громко при этом рыгая, отчего Герда испытывала за нее гордость, а Ане было мучительно неловко. А вот у Клары, к сожалению, болел зуб, и она могла жевать только крошечные кусочки. Эрлинг и Лиз высказали мысль, что зубная боль может утихнуть после рюмки шнапса. Лиз рассказала, что после Нового года приступает к работе помощником воспитателя в детском саду, где детей каждый день вывозят на автобусе на природу. Эрлинг еще в машине предупредил Ану, чтобы не вздумала комментировать хипповые идеи Лизы, потому что хотя они и были полной чушью, не стоило портить вечер. Поэтому никто не прореагировал, когда Лиз выкладывала, как она сколотит социалистическую ячейку из детей в садике.