Ты пьешь таблетки, и тебя спокойно оставляют пристегнутым. Ты лежишь и пытаешься крутить шурупы. Время от времени тебя начинает трясти в паническом приступе. Лайла все еще в кожаном корсете. Она сообщает тебе, что позвонит тебе на работу и объяснит, что ты заболел. Ты говоришь, что ты здоров и у тебя на работе об этом знают. Тебя нельзя назвать больным только потому, что ты пытался уклониться от свидания с жирным старым медбратом, у которого гнусавый голос и псориаз в бороде. Хорошо, пусть позвонит и скажет, что произошло недоразумение и тебя по ошибке положили в больницу. Лайла звонит и говорит, что ты сейчас неважно себя чувствуешь. Ты извиваешься, сдавливаемый ремнями, и сдерживаешь крик. Лайла говорит, что надеется на понимание с их стороны. «Да, я передам ему, чтобы скорее выздоравливал».
Лайла позвонила ему на работу, где сказали, что довольны им и охотно примут его обратно, но когда мы сообщили ему это, он заявил, что по нашей милости лишился работы. Я попыталась ему объяснить, что не стоит искать виновных, лучше задуматься над тем, что он болен и что необходимо пройти курс лечения, чтобы снова почувствовать себя здоровым и не иметь проблем в будущем.
Биргит Н., врач психиатрического отделения / К.Ф.Х.
Так стучат в дверь только они: «дак-дак-дак». Вся дверь скрипит, вместе с дверным косяком. Снова, стало быть, пришли. Настала пора расколотить вдребезги плоды очередных твоих усилий. Пора значит пора, тебе это хорошо известно. Стало быть, время настало. Теперь ты обязан пойти с ними, ответственность за это возложена на тебя. Ты вел себя агрессивно и должен понести справедливое наказание:
Твоя жизнь ничто.
Твое тело ничто.
Ты ничто.
Смирись с происходящим.
Учись этому.
Так что тебе снова нужно в клинику, тебя туда положат, и тебе придется принять это как должное. Отправиться туда и продемонстрировать им, что тебе нечего там делать. Если, разумеется, уже не принято решение о необходимости более продолжительной госпитализации. Все зависит от того, что записано в журнале.
И вот они барабанят в дверь, ты Бетховен, они твои кредиторы, ты весь сжался в комок за роялем. Всех полицейских обучают вот так стучать в дверь. Вежливо, но определенно. По тому, как они это делают, уже понятна степень формальности происходящего. Все дело в этом формальном оттенке стука, который, если задуматься, – просто чистое следование приказу, они прекрасно знают, что ты дома. В законе сказано, что ты должен пойти с ними. Если понадобится, они могут применить силу, не важно, по какому поводу, они всегда вправе применить силу.
Ты поедешь в клинику, и тебя встретит там невысокая улыбчивая медсестра, которая возьмет тебя за руку, заглянет тебе в глаза и скажет: «Все хорошо, у нас есть для тебя место». Потом, наверное, предложит тебе что-нибудь успокоительное, может быть, какую-нибудь разновидность бензодиазепина, а если ты откажешься, видимо, скажет: «Нет? А обычно вы, пациенты, так его любите».
Просто лежать в палате и стараться расслабиться. Чистое постельное белье, накрахмаленное, прорезиненный матрас. Здесь, внутри, времени не существует, палата – это пространство за кулисами, где дневной свет лишается своей власти. Здесь ты должен лежать и относиться ко всему спокойно, вежливо отвечать, если придет кто-то и о чем-нибудь спросит.
Единственное, о чем мы можем говорить, это твое самочувствие.
Речь только о твоем психическом состоянии. Мы можем поговорить о твоих проблемах.
Но никак не о твоем пребывании в клиники как таковом.
Не о приговоре.
Шут с тобой.
Теперь тебе придется вписаться в рамки.
Так-то, старик.
Так что давай.
Не унывай, мы и не таким вправляли мозги.
Ты не можешь ни с кем поговорить, не можешь никому сообщить о том, где ты, потому что тогда эти люди будут беспокоиться о тебе, думать, что с тобой стряслось. А ты всего лишь опять ненадолго исчез. У тебя же есть такая привычка. За тобой это водится. Ты просто отправился на очередную прогулку. С этим нужно смириться, если имеешь с тобой дело.
Сидсель Фальсиг Педерсен
Снова вместе