Темная сторона Хюгге

Метте же, напротив, держит слово. Ест сладкое, в больших количествах ест. И перебивает аппетит, когда положено принимать пищу, а потом очень быстро опять чувствует голод и, собственно говоря, ощущает себя слегка наркоманкой, скучая по кайфу от сладкого, пока она жует бутерброд с ржаным хлебом или выбрасывает почти нетронутую порцию макарон с рыбой и овощами в мусорное ведро, потому что она сейчас не в состоянии или ей неохота, или еще по какой-то причине в нее не лезет ничего, кроме сладкого, податливого, тошнотворного…

Все должно проскальзывать внутрь, вызывая чувство удовлетворения. Никакого сопротивления. Должны присутствовать нежность и теплота, но легкая грусть и сентиментальность тоже приветствуются. Совсем не обязательно видеть в этом что-то плохое. Существуют же рок, поп и джаз, которые не гремят, а мелодичны и, быть может, даже пронзительно прекрасны. Не нужно больше орущего бит-ритма и, ради всего святого, никакого гитарного рока, никакого грохота и агрессивности. Пусть это, например, будет Нил Янг, но только без рока, только красивые мелодии и акустическая гитара, или даже целый симфонический оркестр, как в композиции A Man Needs A Maid. Или Чет Бэйкер, баюкающий, нежный джаз. Особенно, когда он поет с придыханием и его голос звучит, как соло на трубе, так, словно все слова хотят замедлиться, срываясь с его губ, но не делают этого.

Метте перешла на лирические, негромкие композиции, еще когда ей было лет двадцать пять, и если ее любовь к комфортной, мягкой, как диванные подушки, музыке продолжит прогрессировать, то разница между прослушиванием музыки и сладким сном окончательно сотрется. Она, слушавшая в молодости Led Zeppelin с утра до ночи, больше не терпит шума и быстрых композиций. Если в альбоме двенадцать песен, четыре из которых недостаточно нежно массируют ее, она программирует воспроизведение так, чтобы проигрыватель перескакивал через шумные композиции, и слушает только восемь приятных. Так она поступает, например, с гениальным альбомом группы Radiohead «Ok Computer», где ампутация была произведена ею в первый же день. Она прослушала диск, выяснила, что композиции номер один, два, три, семь и восемь не годятся, и вложила в коробочку с диском листок с соответствующими номерами, чтобы каждый раз, ставя его, помнить, какие песни слушать не стоит. Неслыханная наглость, отсутствие стиля, издевательство над цельностью альбома, но Метте же купила его на свои деньги и вольна сама решать. Это все равно, что вырывать страницы из книги, но так Метте никогда не поступает. Можно просто пролистнуть те страницы, которые не нравятся. Что она и делает, программируя воспроизведение на проигрывателе: она просто заранее исключает часть композиций, потому что ей не хочется вставать в середине альбома и переключать на другую песню всякий раз, когда музыка начинает грохотать. 

3 июля – Угрызения совести

Если бы она хотя бы получала какое-то удовольствие от того, что она настолько ленива. Если бы ей было наплевать на окружающую среду и общество, себя саму и смысл жизни. Если бы она могла расслабиться совершенно, выливать, вопреки запретам, ацетон в раковину на кухне и выбрасывать батарейки в обычный мусор. Если бы она могла совсем не думать о том, что магазины сети «Бругсен» излишне упаковывают свои товары и что разрушается озоновый слой. Если бы кто-то поинтересовался у нее, не считает ли она безобразием то, как мы загаживаем земной шар, а она бы, не сомневаясь, что все это раздуто и преувеличено, ответила бы: «Как-нибудь обойдется» или «Хватит вбухивать деньги налогоплательщиков в эту экологическую туфту». Но нет, Метте хватает чувства долга и ответственности ровно настолько, чтобы переживать и периодически страдать от приступов угрызения совести, однако она до того ленива, что не готова лишний раз и пальцем шевельнуть. Какой прок от того, что она будет экономно расходовать горячую воду, когда все остальные отвернули краны по полной? Она запросто обошлась бы тремя-четырьмя магазинами одежды в Копенгагене, без известных фирм и рекламы, но черта с два она будет делать это в одиночку. Если она должна ходить в перешитой мешковине, то пусть и другие это носят, как во время войны. Тогда не было людей, одетых изысканнее остальных, были только те, кто лучше управлялся с иголкой и ниткой, и всем приходилось штопать, латать и донашивать друг за другом. Если бы она могла просто покупать одежду и выкидывать ее, не думая о том, что это ненормально – вот так транжирить природные ресурсы и преумножать без нужды мусор, но она постоянно ощущает при этом легкие уколы. И найдя, наконец, совсем недорогую вещь, она не может не думать о том, что где-то в Индии дети работают, производя эту вещь для нее, и всегда будут жить в системе взаимоотношений «хозяин – раб», – и все же она совершает покупку. Она чувствует отвращение и бессилие, но только на пару минут, потом все проходит, да и выгодно приобретенная блузка не станет же уродливой оттого, что это Maid in Pain, «произведено в краю чужих страданий».