Темная сторона сексуальной революции. Переосмысление эпохи эротической свободы

Подавлять свое желание – вот что следовало делать Арми Хаммеру и Джимми Сэвилу. Первому – когда ему хотелось сделать больно своим партнершам. Второму – когда ему хотелось надругаться над ребенком. Это не причинило бы им никакого вреда, потому что определенная степень сексуального подавления – это правильно и необходимо. Мир был бы лучше, если бы такие люди больше стыдились своих желаний и позволяли бы этому стыду направлять их действия, тем самым повышая уровень самоконтроля. И не только самым омерзительным насильникам следовало бы ставить добродетель выше желания. Вероятно, все мы время от времени поддаемся искушению своих худших инстинктов, и именно к этому нас подстрекает культура, поощряющая гедонизм.

Подобно Арми Хаммеру, Азиз Ансари – знаменитость, втянутая в скандал MeToo. Однако, в отличие от Хаммера, недостойное поведение Ансари имело более двусмысленный характер. В ночь на 25 сентября 2017 года он пошел на свидание с девушкой, назвавшей себя Грейс. В завершение вечера они отправились к нему домой, а затем у них был сексуальный контакт, после которого у Грейс остался «неприятный осадок». Хотя она мягко отстранялась, невнятно пытаясь выразить свое нежелание заниматься сексом, Ансари не унимался. В конце концов по его просьбе она сделала ему минет. Ансари ни разу не применил силу, а Грейс ни разу не сказала «нет», и все же она чувствовала себя использованной. На следующий день она написала об этом Ансари, после чего он извинился, заверив, что «неправильно понял». Через несколько месяцев она опубликовала рассказ о случившемся на сайте babe.net[117].

Юридически поведение Ансари нельзя рассматривать как изнасилование: технически Грейс дала согласие на их встречу. Он явно предполагал, что Грейс захочет вступить с ним в половую связь – как из-за его статуса знаменитости, так и потому, что секс после первого свидания сегодня считается нормой в среде западной «сексуально раскрепощенной» молодежи. Таким образом, Грейс оказалась в положении, в котором она должна была выступить против того, чтобы заняться сексом, но сделать это, как ей показалось, было почти нереально. Подобно той студентке, которую я цитировала в главе 1, она инстинктивно хотела защитить свои сексуальные границы, но натолкнулась на препятствие в виде господствующей в нашей культуре точке зрения, согласно которой секс – это «всего лишь секс». Два взрослых человека, вступающих в связь по обоюдному согласию, – они только что были на свидании, и секс был ожидаемым итогом вечера, так как же Грейс могла сказать «нет»?

После публикации рассказа Грейс либеральные феминистки попытались осудить Ансари в рамках идеологии согласия, утверждая, что, вопреки имеющимся свидетельствам, их связь не была действительно согласованной. Поскольку потребность в согласии является единственным моральным принципом, остающимся в силе во времена «сексуального расколдовывания», именно его было необходимо привести в действие. Проблема в том, что наличие согласия – это чрезвычайно низкая планка, минимальное требование, абсолютно необходимое, но не достаточное. Ансари удалось перепрыгнуть через эту планку, но все же его поведение заслуживает осуждения. В другую эпоху можно было бы сказать, что он поступил аморально или не по-джентльменски, но эти слова, учитывая их отталкивающие ассоциации с религиозным консерватизмом, не пришлись бы по вкусу либеральным феминисткам. Все слова единственно доступного им словаря отсылают к согласию, ведь в идеологическом ящике либерального феминизма можно найти всего один грубый инструмент, и он – стоит ли этому удивляться? – неоднократно продемонстрировал свою непригодность.

Нам необходима более сложная система сексуальной этики, которая требовала бы от людей чего-то большего, нежели просто согласия. В частности, как сильный и более похотливый пол мужчины должны проявлять большую сдержанность, чем женщины, когда они сталкиваются с искушением. Хотя слово «рыцарство» сейчас крайне немодно, оно неплохо выражает кое-что из того, к чему я призываю. Как пишет теоретик феминизма Мэри Харрингтон:

«Рыцарские» социальные кодексы, поощряющие защиту женщин мужчинами, обычно воспринимаются с эгалитарной точки зрения как проявление высокомерия или сексизма. Однако… хорошо задокументированный в разных культурах факт, что мужчины обладают большей физической силой и склонностью к насилию, делает такие кодексы рыцарства чрезвычайно выгодными для женщин, тогда как их отмена во имя феминизма является крайне недальновидным решением[118].