Колосья, сухие и пыльные, резали ладони, новый приступ скрутил внутренности так, что Акулина, застонав, упала на колени, серпом задев предплечье левой руки. Кровь быстро побежала из раны, пачкая заношенную синюю поневу. Дрожащими, непослушными пальцами Акулина оторвала лоскут от подола рубахи, кое-как перевязала рану, ткань сразу же пропиталась рудой. От лесной опушки все еще слышалось пение жнецов, и стон убиваемой пшеницы.
– Господи, помоги. – Акулина посмотрела на небо, чистое, светлое, готовящееся ко сну.
Время еще было, пока было. Она не смела оглянуться, боялась увидеть, что работу закончили все, кроме нее. Превозмогая боль, взяла серп. Левая рука слушалась плохо, колосья выскальзывали из перепачканных кровью пальцев. Акулина продолжала жать, останавливаясь лишь для того, чтобы связать сноп. Еще один и еще, золотой с красными нитями. Молилась, стараясь не думать о том, что времени осталось мало; просила Богородицу не допустить, чтобы «волка» подкидывать пришлось ей.
«Волк» – дух погибающего урожая, прячется в пшенице. Ярится, мечется, умирать не хочет. В последних колосьях его как бы замыкает, срежешь – надо на чужое поле подбросить, где еще жать не перестали. Иначе – неурожай, голод, смерть. Избавляться от «волка» шел тот, кто сжал последние колосья.
Слова срывались с потрескавшихся, сухих губ; на нижней – едва затянувшаяся ранка. Вчера муж снова избил ее. Акулина закрывала голову руками, старалась заползти под лавку, забиться и ждать, когда он устанет.
Степан сегодня работал на барщине, а она – на общинном поле.
– Кончай!
Акулина не слышала, погрузившись в молитву, не дававшую утешения. Она видела только последний, совсем последний клок несжатых колосьев. Боясь поверить зародившейся было надежде, не заметила, как сзади подошла пара мужиков: сельский староста Петр Михайлович Жила и второй, с клокастой бородой и хитрыми бегающими глазками, чьего имени Акулина не знала.
Выпрямив спину, Акулина огляделась по сторонам. Поле опустело, песни смолкли, только золотые снопы отбрасывали длинные тени на простоволосую землю.
«Не успела», – она посмотрела на крестьян: морщинистые, пыльные лица, угрюмые и суровые. Бесполезно умолять. Акулина нагнулась, перехватила потерявшей чувствительность рукой оставшиеся колосья, срезала их.
Последний сноп она вязала медленно, стараясь унять дрожь в непослушных руках. Рана едва затянувшаяся, открылась снова, кровь окрасила колосья багровым.
– В Вазерках жнут, в Вазерках еще не закончили! Туда! – по полю бежал босоногий вихрастый мальчишка, бастрючонок Сенька.
На дороге переступал копытами, фыркал гнедой конь под крестьянином Григорием. Медленно, нехотя Акулина шла к нему под строгим взглядом старосты. Ей хотелось обернуться, в ноги броситься, умолять, но она брела вперед, сжимая пшеничный сноп липкими руками, будто крашеными луковой шелухой к пасхе. Крепко, как дитя, прижимала к груди «волка». Мальчик поспешал рядом, все старался заглянуть ей в лицо, почесывая грязной пятерней впалый живот. Ему было и страшно и горько, Акулина единственная во всем селе не звала Сеньку ублюдком, наоборот, когда пирожком угостит, когда пряничком, Жучку погладить даст.
Увидев ее, Григорий хотел было что-то сказать старосте, но промолчал.
С разомлевшего неба на землю сочилась кровь, усталое солнце почти скрылось за горизонтом – когда тихо и воровато, лесом, Акулина и Григорий подъехали к Вазеркам. Он помог ей слезть с коня и поспешил прочь. Она не винила, понимала: дома жена, дети.
Акулина осталась одна на лесной опушке. Жать и впрямь еще не перестали, отрабатывали барщину на поле помещика Мартынова.
Пригнувшись (в спине что-то хрустнуло, боль принялась грызть с новой силой), она пошла к полю. Выглянула из-за пряной, сонной бузины. В поле работали хилый пьяненький мужичонка и толстая баба. Посмеиваясь, их подгоняли трое мужиков.
Акулина убрала со лба мокрые от пота волосы, выбившиеся из-под платка. Боясь привлечь внимание, она не отгоняла впивавшихся в кожу комаров. Казалось, что за ней кто-то подглядывает, шныряет вострыми глазками по спине. Оглянулась. Вроде мелькнул в зарослях льняной вихор. Присмотрелась. Никого.
Она крепко прижала «волка» к себе, колоски кололи грудь через рубаху. Времени оставалось мало. Надо было решиться. Акулина осторожно пошла вдоль опушки. В одном месте кусты росли как будто ближе к полю. Она стала пробираться сквозь цепкие заросли, когда сзади треснула ветка и послышались тяжелые шаги.
Сенька не кричал и не звал на помощь, он бежал. Гнал прочь мысли, что Акулину вот прямо сейчас избивают.
Надо позвать подмогу. Он бежал быстро, по песчаной неровной дороге, петлявшей среди деревьев. Сзади топали босые мозолистые ступни крестьянина, бросившегося в погоню.
Тропками, только ребятне да охотникам ведомыми, Сенька прибежал к Вазеркам, обогнав Григория с Акулиной. Хотел удостовериться, что все обошлось. Из укрытия наблюдал, как женщина, осмелившись, пошла к полю и не удержался, вскрикнул, увидев, что Акулину схватил чужой крестьянин.