Темная волна. Лучшее 2

– Чувствуешь новый уровень. Тассеографию смерти. Каждый из нас рано или поздно приходит к этому.

– То есть когда-нибудь я стану таким же, как ты?

Он улыбнулся, и я увидел, как длинные острые клыки медленно втягиваются.

– Ты уже им стал, малыш Джезва. Просто пока ещё не понял. Пойдём.

Он протянул руку.

Он поднялся.

Я тоже встал и понял, как мы взлетаем над деревьями, оставляя чёрную кляксу мёртвого человека на снегу в парке.

Пальцы твари божией, наставника, существа из ниоткуда, погладили меня по губам, заставили открыть рот и впихнули между зубов влажную тёплую плоть. Мне стало до отвращения дурно, но я понял, что надо прожевать и проглотить. Только так. Я снова, как и много лет назад, вынырнул из густой влажной кофейной гущи, чтобы переродиться, стать другим. Я, дурачок, ещё не знал, что тварь божия хочет для меня того же, чего хотела мама: счастья и силы.

Жевал и глотал. Мне совали ещё. Снова жевал. Сырая плоть отвратительна.

Medium

Истина открылась. Я уже не Джезва, но ещё не тот, кем хотел бы стать. Стремлюсь, достигаю, пережёвываю.

Мне чуть больше двадцати.

Пятый год заманиваю людей в логово, пою кофе, сжираю их судьбы – а потом убиваю и гадаю на их внутренностях, гадаю на смерти, заглядывая на ту сторону, откуда никто и никогда не возвращается.

Вы когда-нибудь задумывались о судьбах людей, которые уже умерли? Если верить в загробную жизнь, то с лёгкостью можно допустить, что судьба человека не обрывается после того, как он испустил последний выдох. Его судьба перетекает в иное состояние. Это химия, ничего больше.

А тварь божия оказался прав, судьбы мёртвых – это новый уровень.

За закрытыми глазами жар и чернота искажённого мира. Воняет, до тошноты, но эта вонь доставляет удовольствие. Вгрызаюсь в судьбу мертвеца, и она на вкус как стейк медиум прожарки, только что с огня. На губах слюни. Клыки выпирают и чешутся.

Во что я превратился?

Убил шестерых и не собираюсь останавливаться. Очень вкусно, очень полезно. Говорят, кофе вызывает привыкание. С мертвыми людьми и их судьбами так же.

– За бабушку, за дедушку, за тварь божию, за каждого живого человека на свете и после света.

Учитель сидит в кресле. Никогда не вмешивается. Ему нравится наблюдать.

Он говорит:

– Ты уже совсем взрослый. Мать была права, тебя ждут великие свершения, потому что сила твоя, малыш, тянется из глубин времён.

Он говорит:

– Мать на другой стороне, она ждёт. Когда-нибудь ты достигнешь того невероятного уровня, к которому мы все стремимся. Она отдала жизнь, чтобы влить в тебя силу. Чувствуешь её? Чувствуешь?

Я чувствую. За закрытыми глазами вижу сливочное марево. Парю над огромным мёртвым морем. Оно из плоти и крови умерших людей, а волны – это их новые судьбы, наполненные болью и страданиями, невероятно вкусными. Главное, уметь вовремя их извлекать.

Доедая плоть мёртвого человека, открываю глаза и встречаюсь взглядом с тварью божией, порождением того мира.

Догадывается ли он о чём-нибудь?

Говорит:

– Ты мой лучший ученик. Жду не дождусь, когда мы сорвёмся в полёт на новом уровне отношений.

Я знаю, и он знает, что нового уровня можно достигнуть только тогда, когда меня ничего не будет держать в этом мире. Поэтому я детдомовец. Поэтому мама умерла. Поэтому мне нужно было сбежать и встретиться в кинотеатре с тем, кто походил на паука и гиену, на козла и беса одновременно. Я должен сбросить плоть человеческую и обрести, наконец, духовное воплощение. Когда останусь один, вырву корни.

Но я всё ещё здесь, убиваю и пожираю. Что-то держит.

Medium well

Помню, как позвал:

– Лизка!

Снег уже сошёл, с момента исчезновения Эдуарда Викторовича прошло четыре месяца. Вокруг стоял мягкий запах весны.

Лиза шла к автобусной остановке, а я вынырнул из тени деревьев, густо покрытых молодыми, едва распустившимися листьями.

Она обернулась. Я отметил: похорошела. Заплаканные глаза ей идут. Как и морщинки вокруг губ и жалостливый, чуть испуганный взгляд.

– Ждал тебя!

Мне хотелось обнять её тогда, прижать к себе.

– Зачем, Макс? Что случилось? Как ты здесь оказался?

– Проходил мимо, ну знаешь…

Я подошёл, оглядываясь. Никого не было. Тот момент, когда на улицах особенно мало народу. Даже если бы кто-то и был, плевать. Я уже не боялся.

– Много размышлял о нашей встрече, о той судьбе, чтобы нам уготована. Я же видел её. Ты и я вместе навсегда. Такое всё прекрасное, жаль, что уже давно съедено и переварено. А ты умница, нарастила новую судьбу, как панцирь. Но я пробил, знаешь? Это несложно, у меня есть инструменты. Думаю, нам нужно попробовать ещё раз. Тебя же теперь ничего не держит, да? Не будет ребёнка, физрука этого тоже, ничего. Новая судьба, знаешь? Самая хорошая, милая, удачная…

Ударил Лизу по голове. Шапка смягчила удар, но он всё равно сильный настолько, что Лиза упала. Я навалился, заломил руки, не обращая внимания на размашистые пощечины, хрипы, шипение. Зажал ладонью её рот. Ударил ещё раз, так, чтобы не оставлять синяков на прекрасном лице. А потом ещё затылком об асфальт. Над головой воробьи. Прохладный воздух взъерошил волосы. Лиза затихла.