Гадалка по имени Валентина провела меня в квартиру, уложила на диван, поставила у головы жёлтый пластиковый таз. Я выплёвывал в него остатки судьбы Эдуарда Викторовича, не разбирая хорошее и плохое. Выхватывал обрывки, переваривал – смерть Лизы, возвращение к Ольге, маленькая Виктория, которую отправили в детский дом. Одна новая четырнадцатилетняя девочка. Другая. Третья. Двухкомнатная Лизина квартира, доставшаяся ему. И ещё две квартиры бывших девочек-детдомовцев. Всё ему.
– Откуда у вас эта гуща? – хрипло спросил у Валентины, когда она принесла стакан с тёплой водой.
– Постоянный клиент, – ответила гадалка. – Раз в неделю смотрит судьбу, верит. Выстраивает по ней жизнь.
Никогда бы не подумал.
Вспомнил ночь на кухне детского дома, где мы с Лизой оказались переплетены судьбами, как две тугие нити. Именно тогда я вмешался в её жизнь. Теперь вдруг захотелось вмешаться снова.
– Сожри его, – посоветовал учитель, тварь божия, умный человек и всё такое. Он присел на край кровати и положил когтистую ладонь мне на лоб. – Если человек доставляет тебе боль, надо от него избавиться. Перейди на новый уровень. Мы все так делаем, ты не исключение.
Blue
Несколько дней я размышлял о том, что произошло. Старые воспоминания выбрались из глубин памяти и не отпускали. Вернулись забытые чувства – я думал, что они давно перегорели и превратились в пепел, но нет, у воспоминаний, оказывается, есть свойство обретать силу заново, такую же яркую и реалистичную, как раньше.
Я понимал, что возврат в прошлое может вернуть старую боль. Теребил воспоминания, как больной зуб кончиком языка, не мог удержаться.
В конце концов отправился к Лизе. Она жила в двадцати минутах езды, в старой панельной многоэтажке. Наверное, если бы я остался в детском доме, моя квартира, положенная государством, тоже находилась где-нибудь здесь, в районе бесконечных шиномонтажек, авторемонтных мастерских, лабиринтов гаражей, около железной дороги и трамвайного депо. Место, прямо скажем, не самое радостное.
Я не решился подняться к её квартире. Топтался у подъезда, поглядывая на окна. Порядком замёрз. Потом скрипнула входная дверь, Лиза вышла – такая же, как десять лет назад, худенькая, остроносая, с длинными распущенными волосами, одетая в неброское пальтишко. Её образ из прошлого накинулся на меня словно голодный волк. Как будто не было времени и расстояния, бегства и чужой судьбы, о которой я всё знал.
Клянусь, я влюбился в Лизу снова с той же силой, как раньше.
– Макс? – у Лизы округлились глаза от удивления. – Вот это встреча!
– Зови меня Джезва, – напомнил я. – Как сосуд для варки кофе. Так правильно.
Мне хотелось броситься к ней, обнять, прижать, ткнуться носом в тонкую шею. Обычные человеческие чувства. Но Лиза не двигалась и не давала мне шанса двинуться.
– Как ты здесь оказался? Не поверю, что случайно.
– Вот и не верь. Как раз шёл в гости к одному… знакомому. – Понял, что все еще топчусь с ноги на ногу. – Не ожидал тебя здесь встретить.
– Удивительное совпадение, – она посмотрела куда-то поверх моей головы, и я вдруг понял – как же по-идиотски и запоздало! – что веду себя, как тот самый четырнадцатилетний импульсивный подросток, который сбежал из детдома, поддавшись эмоциям.
– Как живёшь? – спросил на излёте, понимая, что разговора не будет, что всё это зря, надо возвращаться в логово и забыть о прошлом.
– Хорошо. Работаю в библиотеке, вот. Учусь параллельно. А ты?
– Примерно так же. Только не работаю и не учусь. Так, случайный доход, свободная жизнь.
– И всё ещё балуешься с гаданием на кофейной гуще? – она улыбнулась, продолжая бросать взгляды за мою спину.
Ждала кого-то. От этого её ожидания мне стало вдвойне неловко.
– Тассеограф, мастер в этом деле.
– Хорошо, что не умер и не скатился до наркомана или вроде того. Нет, правда, я беспокоилась.
Я полуобернулся и увидел, что от остановки в пятидесяти метрах позади отходит автобус. По вытоптанной в снегу тропинке в сторону домов бредут фигурки. Среди них наверняка – Эдуард Викторович. А я здесь лишний.
– Ты кого-то ждёшь. Пойду, пожалуй.
Собрался идти, чувствуя, что хочу остаться. Накатила злость: на Лизу, которая умрёт через три года, на её ещё не родившуюся девочку, на старого кобеля физрука, который влезал в чужие судьбы и ломал их к чертям собачьим.
Ведь это меня она должна была ждать. Я помню переломный момент жизни, когда влюбился. Иначе никак.
– Может, как-нибудь встретимся и выпьем кофе? – спросила Лиза.
И снова всё перевернулось.
Rare
Мы трижды встречались в дорогих ресторанах, болтали и пили кофе. Я надеялся на банальную «искру» в отношениях, но Лизка давала понять, что искры нет и не будет.
На третьей встрече в порыве отчаяния я рассказал ей о её судьбе. Ничего не скрывал. Лиза не поверила – или, может, сделала вид, что не поверила. А я, как ребёнок, с надрывом, влюблённо, описывал ужасы жизни со стареющим физруком, обманы, интриги, все те вещи, которые успел разглядеть в горьком привкусе гущи.
– Ты вообще не вырос, Макс, – сказала она, когда я закончил. – У тебя всё на трагедии, на эмоциях. Так не бывает в жизни.