Темная волна. Лучшее 2

Она поднялась, отряхивая невидимую пыль с юбки и коленок. Поставила кружку на край стола. Вышла из кухни, не обернувшись. А я так и сидел в темноте, как дурак, переваривая чужую судьбу, которая не вязалась с тем, что только что услышал.

Городская обжарка

Я сбежал через два дня после нашего разговора. Ни разу не видел Лизу за это время, почти ничего не ел, не выходил из комнаты. Соседи – два двенадцатилетних пацана – притихли, понимая, что меня сейчас лучше не трогать. А я хотел найти кофе и пить, пока не лопну или не сойду с ума от терпкой горечи.

Выбраться из детского дома было проще простого. Где-то лет с десяти тебе открываются сокровенные тайны слабых дверных запоров, неприметных тропок, дыр в заборах и отогнутых решеток на окнах. Главное – желание выбраться наружу, а способы найдутся.

До этого я выходил в город два раза, ночами, прогуливался по тёмным улицам, заглядывал в супермаркеты развлечения ради. В одну из прогулок пробрался в кинотеатр и на огромном экране смотрел фильм про ведьм. В том же кинотеатре, посреди сеанса, уловил тончайший аромат кофе. В черноте зала показалось, что я снова пытаюсь выбраться из гущи, как при рождении, которая ослепила меня и выплюнула в этот мир. А за мной лез кто-то ещё, кто-то, кто источал запах пережжённых зёрен, стонал, повизгивал, рвал коготками густоту вокруг. Двигая руками и ногами, я выбрался (первый!), выбрался из кинозала и пустился бежать в прохладе ночи, пока не вернулся в детдом. Всё, что я приобрёл от прогулки в город – это кошмары про ведьм и головокружение, которое не проходило неделю.

Сейчас же возвращался, отогнув решетку на окне младшей группы, под дождём, прихватив с собой тощий пустой рюкзак и несколько кофейных зёрен, что остались после нашего с Лизой сеанса. Удивительным образом, мне было наплевать на собственную судьбу, хотя сбежал я из эгоистических побуждений. Ведь любовь, это самое эгоистичное чувство на свете. Хуже него только ощущение бессмертия.

Город меня не ждал. Подозреваю, он вообще никого никогда не ждёт. Машины стояли в пробках. Вереницы старых гаражей провожали ржавыми замками, косыми крышами и распахнутыми воротами. Заправки подмигивали рекламой. Жизнь текла, как и должно.

Я нашёл тот самый кинотеатр, выложил деньги за билет, зашёл в кинозал. Людей было немного, в основном подростки, вроде меня. В воздухе витал запах попкорна. Когда погас свет, я почувствовал аромат кофе, прикрыл глаза и погрузился в сладко-горькую полудрёму.

Кто-то подсел. Воздух вокруг сделался густым, осязаемым. На зубах заскрипели песчинки молотого кофе.

– Я знал, что ты вернёшься, – мужской голос был вязкий и липкий. – Мы всегда возвращаемся на запах, верно?

– Кто вы? – спросил, не открывая глаз.

Я испугался. Подумал, что угодил в ловушку. Чья-то злая судьба притащила меня сюда против воли, выковыряла из уютной скорлупы в огромный равнодушный мир. Кто я здесь? Человек, думающий, что способен пожрать чьи-то судьбы. Но, по сути, всего лишь беспомощный подросток. Может быть, хотят сожрать меня?

– Открой глаза, – попросил незнакомец.

Я открыл и увидел собственное лицо.

Хотя, безусловно, незнакомец был сильно старше. Лет шестьдесят или около того. Морщины вокруг глаз. Седая редкая щетина, пробивающаяся сквозь обрюзгшие складки кожи. Крупные вены на висках.

Моргнул. Незнакомец улыбался. Тогда я сказал самую глупую вещь в мире:

– Вы мой отец.

Он рассмеялся громко и гулко, даже громче звуков, льющихся с экрана. Тени подростков на два ряда ниже повернули головы в нашу сторону.

– Как в «Звёздный войнах», ага. Нет, у нас нет родителей. Ты ещё не сообразил? Мы с тобой одно и тоже, порождение мрака, терпкого запаха, густой вязкой жидкости под названием судьба. А теперь пойдём, нечего тут делать. Фильм не интересный, сейчас уже не умеют снимать ничего толкового.

Незнакомец протянул большую морщинистую ладонь, и я, не сильно-то раздумывая, вложил в неё свою ладонь – крохотную и бледную. Запах кофе вскружил голову. Снова захотелось воспарить над силуэтами и зрительными рядами, над торговым центром, к облакам, умчаться туда, где родился.

– Куришь? – спросил незнакомец, щёлкая зажигалкой. Огонёк сигареты особенно ярко разгорелся в темноте кинозала. – Если нет, то я тебе завидую. Сигареты, это худшее, что придумали люди. Пойдём, малыш Джезва.

И мы пошли.

Полная городская обжарка

Ем брикет использованного кофе. Размалываю зубами и глотаю.

За бабушку, за дедушку, за тварь божию. Как положено.

Тварь смотрит на меня из глубины огромного кресла. Солнце за его спиной стирает контуры и детали, превращает в безликий недвижимый силуэт.

Мне пятнадцать. Я учусь быть кофейным тассеографом.

– Что чувствуешь? – спрашивает. – Что видишь?

– Ком в горле. Головокружение. Сводит скулы. Перед глазами что-то мелькает. Картинки.