Темная волна. Лучшее 2

Чуть позже Лиза рассказала, что я упал на спину, будто из меня в мгновение ока вытащили позвоночник. Я выгнулся. Прочесал затылком по кафелю. Засучил ногами. Отшвырнул кружку. Захрипел. Что-то ещё. Как-то ещё. Бессмысленно и бессвязно. Перевернулся, сел на корточки, тряся головой – безобразно долго, быстро, дёргано тряс башкой, как старый рокер на концерте. Я хрипел и сипел. Лиза думала, что из меня выползет кто-то. Страшный и чужой. Разорвёт плоть и выползет. Она закричала, чем и привела меня в чувство.

Я ничего не помнил. Сидел на корточках, а ноги затекли. Спросил:

– Ты зачем кричишь?

Мне вдруг стало невероятно, до боли, жалко Лизу. Потому что я увидел её судьбу, как фильм, который длился двадцать семь лет, но ужался до нескольких секунд. Это был страшный фильм, его никому бы не хотелось пересматривать.

– Ты в порядке? – Лиза подползла ко мне, осторожно обняла и прижала к себе.

Я чувствовал, как стучится её больное (мне ли теперь не знать?) сердце.

От Лизы приятно пахло. Впервые в жизни мне захотелось обнять её, потому что Лиза была девушкой, а я, ну это самое, парнем. Захотелось погрузить пальцы в её волосы и как-то утешить.

Может быть, я путал жалость со страстью? Не знаю. Не задумывался.

– Ну и что ты там видел? – шепнула она.

– Ничего такого. Обычная судьба. Всякие там взлёты и падения, замужество, дети, путешествия. Ты же хотела путешествовать? Ну вот. Считай, всё самое лучшее.

Я обманул Лизу. Не было у неё ничего самого лучшего. Даже хорошего-то оказалось немного.

Американская обжарка

Помню переломные моменты в жизни. Первый: когда попробовал на вкус чужую судьбу. Второй: когда влюбился в Лизу.

Оба момента слились в один. Вечерняя кухня детдома, привкус горечи, запах рыбы, немного древесных опилок во рту, между зубов, на нёбе. Закрываю глаза и понимаю, что всё перечисленное и есть вкус Лизиной судьбы, иначе никак. Проталкиваю горечь по горлу, вижу Лизу в восемнадцать лет, красивую. Она поступит в университет, на дизайнера. В двадцать один станет подрабатывать на дому. Заведёт собаку, кокер-спаниеля. Влюбится в парня, который оказался таким болваном, что завалил экзамены в техникум, отслужил год в армии, вернулся в город и стал подрабатывать баристой в небольшой, но модной кафешке. Этим парнем в её будущем буду я. Мы захотим мечтать о долгой и счастливой жизни, о поездках к морю, о детях, собственной квартире и машине. Мы захотим стать успешными, весёлыми, оптимистичными, назло закостенелому миру вокруг.

Только ничего из этого не выйдет. Теперь я знал.

Помню, как мы все еще сидели на кафельном полу. Лиза обнимала меня, а я таращился на неё во все глаза и влюблялся. Как всякий мальчишка – торопливо, жадно и обязательно навсегда. Теперь у меня был секрет, он засел в голове, засел в будущем, как заноза, которая причиняет раздражающую, но приятную боль.

– Подожди, сейчас, надо! – я вскочил.

Остатки зёрен рассыпались по разделочной доске. Раздавил их ложкой, сгрёб крошки, высыпал в ещё не остывшую чашку, залил водой и поставил на огонь. Быстрее! Помешивал. Лиза сидела на полу, поджав ноги и обхватив колени руками. Таращилась на меня с любопытством. А я знал, подсознательно знал, что делаю правильно. Потому что иначе никак. Это ведь огонёк любви, нельзя, чтобы он погас.

Кофе закипел быстро. Я снял первую пенку, дождался вторую, потом убрал кружку с огня и сразу же начал пить кислый и терпкий напиток, никак не похожий на кофе (хотя, кого я обманываю, мне не был тогда знаком вкус хорошей арабики из Эфиопии, с шоколадными и лимонными нотками на уровне интуитивного осязания, не с чем было сравнивать).

По стенкам и на донышке размазалась сухая гарь.

– На, ешь!

– Зачем? – удивилась Лизка, когда я протянул ей кружку.

У меня на глазах проступили слёзы от кипятка, ошпарившего язык и горло.

– Так надо. Это чтобы, ну, немножко скорректировать твою судьбу. Обменяться. Вместе и навсегда.

– Но ведь это у тебя дар, а не у меня. Забыл?

Мне очень хотелось, очень, чтобы всё сработало как надо. Лиза пожала плечами, соскребла немного влажной гущи, пожевала и, скривившись, проглотила.

– Мерзость.

Я взял её за руку и сказал:

– Давай сбежим отсюда. Ты и я. Слишком мало времени, знаешь, чтобы сидеть в детдоме. Поработаем в городе, найдём как прожить. Снимем квартиру, а там дальше решим, что делать. Не пропадём, а?

Её судьба должна была стать уникальной. Потому что Лиза попала в круговорот моего дара, она слушал меня, верила, единственная на этом свете.

– Я не могу, – Лиза мотнула головой.

– Почему? Что тебя держит?

– Мы с Эдиком любим друг друга. Он обещал обо мне позаботиться, пока я не вырасту. Потом уйдёт от жены, мы будем жить вместе. Это хорошая судьба. Ты её видел, да? С Эдиком?

Эдуард Викторович, так мы его звали. Потому что учителю физкультуры было сорок два. Огромный лысеющий дядя с рыжей бородой. Накачанный, брутальный, дерзкий. Все его побаивались. А Лиза – влюбилась, значит.

– Ты серьёзно? – спросил я, срываясь на шепот. – Он же тебя старше в четыре раза. У него дети, ты сама для него ещё ребенок совсем. Лизка, ты чего?..