Темная волна. Лучшее 2

Сначала получалось плохо, и я подцепил от какого-то бизнесмена смерть его дочери, тягу к алкоголю и глубокую чёрную грусть перед смертью от передозировки таблетками. Пришлось выблёвывать, засунув пальцы глубоко в горло, разодрав до крови нёбо, захлёбываясь слезами и рвотой.

Я учился быстро, и через несколько лет проглатывал только счастливые моменты, запоминал их, насыщался, продлевал собственную жизнь и набирался сил. Остальное – безжалостно выплёвывал, потому что дурные моменты, что ядовитые соки, способны были убить меня.

После ресторанов, как правило по вечерам, тварь божия вёл меня к гадалкам.

О, их много было, квартирных гадалок, фрилансеров, мастериц раскидывать карты и смотреть что-то в кофейной гуще. По две-три в каждом микрорайоне нашего большого города. Они читали судьбы, как открытые книги, брали за это деньги и нисколько не смущались наивному доверию верующих.

Удивительно, насколько бестолковы могут быть люди. Они искренне верят, что на дне кофейной чашки может болтаться их судьба, но нисколько не заботятся о её сохранности. Никому и в голову не приходит, что гадалка может забрать эту судьбу себе. Ну, или продать нам.

Гадалки боялись тварь божию. И уважали. Каждая из этих женщин – великовозрастных, шлюховатых, наглых – млела перед ним, зубоскалила и заигрывала. Они встречали нас на порогах своих квартир, выносили чашки, полные густой влажной гущи, и наблюдали, как мы пьём, наблюдали за движениями наших кадыков, за преображением, лопающимися сосудами в глазах, за болезненной агонией и наслаждением. В их гуще почти не оставалось дурной судьбы, потому что всю дурость гадалки возвращали клиентам. Тварь божия, учитель и наставник, любил гадалок, щедро платил им и учил меня обращаться с ними бережно и охранять.

А мне и вправду больше всего нравилась их гуща.

В ней прятались судьбы девушек, удачно вышедших замуж.

Парней, откосивших от армии.

Женщин, наслаждающихся искусным сексом с великолепным партнером.

Мужчин, покупающих автомобиль мечты.

Бабушек, воспитывающих многочисленных внуков.

Дедушек, умерших в объятиях молодых любовниц.

Всё те моменты, которые делают людей счастливыми.

Французская обжарка

Однажды мы шли с тварью божией по ночному городу, сытые и ленивые, и я спросил:

– А что происходит с людьми, судьбы которых мы сожрали?

– Им приходится жить заново, – ответил учитель, – Она обнуляется у них, исчезает. Не будет больше свадеб, головокружительных влюблённостей, поездок заграницу, новых квартир, дивных стран. Пусть пытаются добиться всего этого ещё раз.

Он помолчал и спросил осторожно:

– Тебе жалко людей?

– Нет, – буркнул я. – Вспомнил кое-кого из прошлого. А ещё размышляю о том, что их, получается, можно использовать не по одному разу. Нужно просто дождаться, когда человек нарастит себе новую судьбу, верно?

– Верно.

Я хотел спросить про то плохое в человеческих судьбах, что мы выплёвываем. Потом додумался сам. С дурным происходит, вот что: клочки судеб разлетаются по городу, как пыль. Люди глотают их и забирают себе. Дурные судьбы – как грипп или ветрянка. Только нельзя вылечиться, так и проживёшь чью-то горесть или умрёшь чужой смертью.

Темная французская обжарка

Я глотал влажную гущу на пороге квартиры гадалки, привычно, как делал это уже десять с лишним лет, когда понял вдруг, что вижу чью-то знакомую судьбу.

Вязкая жижа забила горло. Я закашлялся, ввалился в квартиру, согнувшись пополам. Тварь божия продолжал жрать, он не видел меня, не в этот момент, потому что был занят поглощением.

А у меня в голове происходили метаморфозы, я выбрался из тела, как из кокона, тут же влез в чужую шкуру и понял, что я – это Эдуард Викторович, учитель физкультуры, пятидесяти трёх лет. Его судьба забила мне горло и медленно вытекала сейчас из ноздрей.

Эдуард Викторович жил с Лизой. Разница в возрасте его не смущала. Её, наверное, тоже.

Их судьбы были тесно переплетены. Я не хотел этого видеть, но образы настырно лезли в нутро: Лиза забеременеет, а Эдуард Викторович назовёт новорождённую девочку Викторией; втроём они съездят заграницу, на море; Эдуард Викторович уговорит Лизу продать полученную от государства квартиру и купить двушку, чтобы всем было удобнее; Лиза попросит его заботиться о дочери; он будет заботиться, конечно, никому ничего не рассказывая, но сдаст её в детский дом через полтора года после смерти Лизы. Он так и не развёлся с первой женой Ольгой, потому что любил её и Лизу одинаково сильно.

Как и других.

С ним переплелись чужие судьбы – девочек из детдома, в которых был влюблён, которых приглашал время от времени в свою тесную коморку, заваленную баскетбольными мячами, старыми матами, гантелями и гирьками, где пахло резиной и гниющим поролоном. Мечтал о том, как будет жить с каждой из них, заведёт семьи, обзаведётся множеством детишек, будет счастлив до конца жизни. Но он делал с ними что-то совсем другое. Дурное, неправильное.