Темнее ночь перед рассветом

— Метёт в ту сторону, куда положено, а это главное, — ответил Данила. — Энергичен, будто две танковые силы, так что некоторым не отдышаться. Но такие сразу заявления на стол. Не по нраву им его начинания.

— Он здесь, в коридорах прокуратуры республики, у дверей кадров месяц, а то и поболее скучал, в основном потолки разглядывал да ручки кабинетов.

— Чего бы это?

— Часа ждал своего.

— Иронизируешь?

— Перессорился у себя на Алтае со всеми. А в особенности с местными правителями. Он же замом был у прокурора края по общему надзору. Придерживался взглядов Трубина и его концепции: дробить свой участок на мелкие направления не дал, восстал против сухаревских установок на дежурство прокуроров при погрузках и разгрузках железнодорожных вагонов. Одним словом, против всего того бедлама, что Сухарев Александр Яковлевич в угоду Горбачёву нагородил.

— Откуда информация?

— Проверенная, не сомневайся. Временным он был человеком у вас. Случайным. Мне представляется, Александр Яковлевич обрадовался даже, когда на пенсии очутился.

— Теперь что говорить… Ты лучше, раз в курсах, о Юрии Фёдоровиче поделись.

— А чего рассказывать? Обиженные на его шефа нажали, а тому чего думать? Он сам от такого зубастого устал. А собственное кресло, в котором пятнадцать лет просидел, дороже, поэтому отправил его в столицу: раз в резерве стоишь, дуй в кадры и жди первой вакансии. Позвонил Макаровой: засиделся, мол, у него зам, нуждается в назначении. Вытурил. Вот и вся история.

— Не ты бы мне всё это поведал, Сашок, не поверил бы. Неужели такое может быть?

— Я врать не любитель, — обиделся Лыгин. — А вообще чему удивляться? Авторитет подрастеряла Генеральная прокуратура у местных князьков, а уж у высших и подавно. Сухарев как дежурный при дверях ЦК партии был, только туда и бегал. А как Гдляна и Иванова из прокуратуры выгнал и уголовное дело против них возбудил, то число его сторонников совсем уменьшилось. Народу поувольнялось тьма. И какого!

— Слыхали. И до нас докатилось.

— Как у вас там рыбаки шуткуют: рыба с башки гниёт?

— Есть такая присказка.

— В центральном аппарате ещё серьёзнее всё обернулось. Перестали Сухарева слушаться краевые и областные прокуроры. Конечно, прежде всего те, кто у местной власти покровительством пользовался. Своим фаворитством козыряли при случае. В больших, ведущих регионах творили что хотели… Свердловск, Москва, Питер — как китайские бонзы, с позволения местной партийной власти, конечно.

— Тебя самого не узнать, Андреич, раньше ты так не рассуждал, — хмыкнул Ковшов.

— Времена другие пришли, а с ними и всё остальное переменилось, но с приходом Трубина в Генпрокуратуру ситуация меняется в лучшую сторону. Поэтому я рад, Данила Павлович, что вашей области настоящий прокурор достался. Конечно, Галицкий Аксентий Семенович был на своём месте, но его ни с того ни сего в старики записали, перестройку затеяв, только не знаю до сих пор: кто кого перестраивать собирается?

— Время всё расставит по своим местам, тогда разбираться начнут.

— Как бы поздно не было. У нас это обычное дело: искать виноватых, когда носы в кровь разбиты. Тараскун — мужик молодой, духом крепкий, а главное, злой. Но злой по-хорошему. Несправедливости не терпит. Мир не так уж плох, когда в нём есть такие люди.

— По делам знаком или лично знаешь?

— Земля только слухом и живёт, — хмыкнул Лыгин. — Местные мафиози его побаивались и партийные боссы не терпели. У них друг к другу взаимная неприязнь. Нам порой вместе с Генпрокуратурой приходилось проверять жалобы с Алтая на Тараскуна. Беспардонным они его называли, без должной почести относился к некоторым членам партии и руководителям. Не разбирался особо. Всех грёб под одну гребёнку. А они хотели, чтобы белых от чёрных отличал.

— Известная слеза.

— Ну вот. Тебе, значит, объяснять не надо. Его судьба гнала на Восток, узбеков или туркменов к социалистической законности приучать, но побоялись туда пускать. Там в своё время Бутурлин гайки накрутил такие, что сам Рекунков не обрадовался. Бутурлин и зачал известное «узбекское дело», которое потом в «кремлёвское» превратилось. А нашим наверху эти неприятности ни к чему. Вот Тараскуна к вам, как вакансия открылась, и отправили. Область, конечно, маленькая, не то что Алтайский край. Как он там?

— Приживается. Нашему народу в аппарате и в районах по духу пришёлся. Так что поддержку ему мы обеспечим. Главное, пока не врёт. Многого не обещает, но исполняет, что говорит. И конечно, берёт искренностью. Требователен, но справедлив.

— Жену-то привёз?

— Нет. Про жену спрашивать не совсем удобно, а сам молчит. С квартирой пока проблема. Живёт один. Друзей не заводит, осторожничает с местными, особенно душу не открывает.

— А прокурору иначе нельзя.

— С новым замом по следствию больше общается.

— С Юрой Бледных?

— С ним. Недавно назначили. Соротев, откровенно сказать, слабоват был, рано ему было в замы, упускал серьёзные моменты, а то и грубые просчёты были. Помнишь дело Салихова?

— Это тот, который полгода без вины в сизо проваландался, пока ты его не освободил?

— Он самый…