Темнее ночь перед рассветом

— Машину вместе с содержимым отбуксировали на жёсткой тяге до деревни. Километров за пять остановились, чтобы не видно было пламени, слили бензин из бака, облили им сверху машину и подожгли. Когда сгорело всё, что могло гореть, и пламя потухло, отбуксировали на мост и с моста — в середину реки.

— Слишком уж всё замысловато… — засомневался Квашнин.

— Вы правы. Помытарились умники, но заранее продумали, что делали.

— Знали, где ловить? «Жигули» — скоростной автомобиль, а у этих, говоришь, москвичок.

— Я вам про «москвича» ещё ничего не говорил, Пётр Иванович, — отхлебнув кофе из бокала, поданного полковником, хитро усмехнулся Ковшов.

— Вас, разведчиков, голыми руками не взять, — смутился тот.

— Сменили опять вы мне «крышу», — хмыкнул в ответ Ковшов. — То-то я гляжу, новый водитель на «козлике». Он успел доложить?

— Игра серьёзная у нас, — посуровел сразу полковник. — Мне перед твоим отцом и моим другом не отчитаться, если что случись, а уж про мать — молчу! Себя возненавижу.

Владислав опустил глаза.

— Две преступные группировки делят территорию, так думаешь?

— Возможно, однако накручено мудрёно.

— Что подметил?

— Егоров сделал вывод, что оба пострадавших убиты из разного оружия с близкого расстояния, то есть почти в упор и в затылок. Похоже, что стрелявших кровью мазали. Есть у воров такой обычай в мокрушники посвящать, а на самом деле проверять на вшивость и привязывать к мокрому делу.

— Есть. Мерзкий обычай, но безотказный.

— И ещё одна закавыка… — Влад допил кофе и отвёл глаза в сторону.

— Ну говори, чего засмущался.

— Попросили бы вы отца уговорить профессора Дынина исследовать черепа убитых на предмет оружия и природы выстрелов.

— А в чём проблема?

— Егоров высказал мнение, что оба выстрела в затылки произведены сверху, будто убийцы стояли над приговорёнными…

— То есть их поставили на колени?

— Вот именно. Ритуал? Или казнь провинившихся?

— Или расправа над злейшими врагами…

— Восток мне это напоминает, — поморщился Владислав. — Там нашим бойцам, угодившим в плен, моджахеды на колени приказывали становиться, пули берегли и резали шеи ножами. В России боеприпасы беречь нет надобности.

— Это серьёзно! — сверкнул глазами полковник. — Это очень серьёзно! Ты меня понимаешь?

— О Мельнике подумали?

— А ты разве не о нём только что пасьянс разложил?

— Тут ещё одна деталь имеется, о которой обязан доложить.

— Весь внимание.

— Похоже, бандиты, совершившие казнь в Глухарях, были сегодня там. На том же «москвиче» они следили за всеми нашими действиями. Машину я приметил лично, людей вот разглядеть не удалось. А вечером, когда они обнаглели до крайности и прокатились близ нашего «козлика», номеров я не разглядел, поздно выбежал на улицу. Но следователь Шатохин следы протекторов «москвича», который буксировал «жигули» и который маячил у моста, когда мы эти «жигули» со дна подымали, зафиксировал по моей просьбе. Я их передал нашим криминалистам, посмотрим, что они намаракуют.

— Молодцом!

— Я предупредил их о важности исследования.

— С Дыниным я сам переговорю, не станем отца беспокоить по пустякам. Илья Артурович не откажет.

— Спасибо, Пётр Иванович.

— И разработку «москвича» я возьму на себя. А благодарить не надо — служба.

Пожимая на прощание руку Ковшова, полковник будто извинялся:

— Спокойной ночи вроде поздно уже желать, а доброго утра ещё рано.

— В Афгане в таких случаях мы обычно говорили друг другу: «До завтра, обещанного вчера», — улыбнулся Владислав.

Как загнать гадюк и пауков в одну банку

Больше всего Ковшову претило, когда беспардонно ломали запланированные мероприятия. Но жизнь, а вернее, тот самый подлый случай зачастую вносил коррективы, имея, видимо, свои соображения на этот счёт, и Данила приучился выкручиваться. Не всегда это удавалось — иррациональное стремилось брать верх, — однако порой ситуация разрешалась сама собой с достаточной пользой для обеих сторон.

Вот и в этот раз он собирался раньше обычного «поймать» с утра прокурора области Тараскуна и обсудить несколько серьёзных вопросов, возникших в судах после ликвидации всколыхнувшего всю страну заговора гэкачепистов. Области эти события почти не коснулись, всё прошло тихо и спокойно — без особой словесной трескотни и политических волнений. Никто толком так ничего и не понял среди простого народа, пока не объявили о ликвидации обкома, райкомов, то бишь партии коммунистов. Забурлило, когда сменили власть, а у партийцев начали отбирать имущество судейские. Если в областном центре это ещё сглаживалось чьей-то загадочной умелой рукой, то в районах возникали эксцессы, грозящие откровенной драчкой. Москва, то есть Генеральная прокуратура, пока никак не реагировала, то ли не имея достаточной информации, то ли по другой причине. Спуская всё на тормозах, как и в случае вспыхнувшего, но затушенного без особых усилий зловещего ГКЧП, заместитель Генерального прокурора Васильев, исполнявший обязанности за Трубина, находившегося в командировке на Кубе, помалкивал, но Ковшов понимал: долго это не продлится, все вопросы следует срочно решать самим на месте…