– По-моему, лучше всего устроить как в тех заклинаниях, которые знали хорошие священники в папские времена, то есть, рассказать ему историю мироздания, людей и существ, и злых, и добрых. Тогда под конец он увидит, где его место в великом механизме Божием, и поймёт, что сам находится не там. Ибо как покойнику уразуметь разницу между собой и нами, живыми, если он ещё в состоянии ходить, способен драться и выполнять поручения? Откуда он знает, что он – не скрытый житель? Ведь и они обитают вне человеческих селений. Откуда он знает, что он – не бревно, выкинутое морем? Ведь у обоих плоть одинаково гнилая и смрадная. И что он – не бродячая собака? Ведь обоих гонят прочь. Или что он попросту не камень, который катится по склону и от которого все разбегаются?
Так сказал я и продолжал решительным тоном:
– Нет, нам нужно найти этому ходячему трупу подобающее ему место, нужную полочку в коллекции мироздания, надо поместить его бок о бок с ему подобными, чтобы и он сам, и каждый, проходящий там, увидели, какой он породы, и таким образом и у нас, и у него самого исчезнет всякий страх, вся мука. Ибо если тот или иной предмет классифицировать правильно, с ним потом будет легко совладать.
Да, мы с Лауви должны показать пасторскому мертвецу-сыну, как вертится мир и где его обиталище, тогда он, может быть, отыщет дверь нужного дома – крышку домовины. А чтобы это удалось, мне нужно обратиться к нему с нареканиями. Лауви скосил глаза, кивнул головой, дал мне знак, что покойник крадётся позади меня. Я развернулся: ага, вот он, мерзкий, гнилой. И я обратился к нему:
И я произнёс ещё такие стихи: