Сообщив Йоунасу, что в одном магазине у порта выставляют напоказ мартышку, Паульми Гвюдмюнд смог побудить отца посмотреть в Копенгагене ещё что-нибудь, кроме дома, где он живёт, и прилегающего к нему двора. С тех пор, как Йоунас прочитал басню Эзопа об обезьяне и лисице, он ломал голову над противоречием: в басне тот зверёк, который внешностью больше похож на человека, посрамлён четвероногим, у которого, очевидно, разум человеческий! Поэтому ему очень хотелось собственными глазами увидеть обезьяну, – а лисиц он и так уже видел более чем достаточно. Но не успел Йоунас Учёный покинуть свой тюфяк ради мартышки, как шестерни фортуны снова заскрипели: до ушей отца с сыном стали доходить рассказы о том, что, мол, их недоброжелатели из Исландии приплыли в Копенгаген до них и тотчас начали кампанию по злословию. Эти недруги занесли в свиток всё самое мерзкое и гадкое, что только писали и говорили о Йоунасе Учёном, а в основном это было взято из полемического сочинения преподобного Гвюдмюнда Эйнарссона с хутора Стадарстад, известного под названием «Рассуждение», а сам автор озаглавил его «In versutias serpentis recti et tortuosi, сиречь Небольшое рассуждение о вероломстве и кознях дьявола, он же порой идёт прямо, порой петляет, дабы воспрепятствовать спасению душ человеческих». Самые лакомые кусочки из этого варева были щедро наперчены упрёками: мол, датчанам не следовало даже жалеть такого негодяя, как Йоунас, и уж тем более – отвозить его в свою страну, и уж тем более не подобало селить такого подлеца в Копенгагене, где бургомистр Юрен уже давно мучается непонятными, но изнурительными внутренними болями и подвергается разорительным и болезненным лечебным процедурам, весь результат которых свёлся к тому, что жизнь в нём едва теплится, – ведь поговаривают, что причиной недуга были колдовские чары, и, мол, надо, приложив все усилия, разыскать того, кто наслал их. В такой атмосфере врагам Йоунаса оказалось легко посеять семена злобы и недоверия и к нему. Ибо в один полдень в середине октября на постоялый двор ворвались блюстители порядка и арестовали Учёного именем короля.
В городской ратуше он предстал перед судом. Там был зачитан тот самый свиток с клеветой, и ему поверили, хотя эта химера была во всех отношениях беспомощна: у неё не было ни задних ног, ни хвоста, – и Йоунаса приговорили к отправлению обратно в Исландию, но поскольку следующий корабль туда ожидался только весной, ему надлежало до той поры сидеть под стражей. Для судьи не играло роли, что Йоунас – точнее, председательствующий за него преподобный Паульми Гвюдмюнд, потому что Йоунас был не в состоянии выдавить из себя ни слова по причине комка в горле, – сказал, что как раз приехал в Копенгаген искать справедливости из-за судебной ошибки на Альтинге, и к тому же, ему дали специальное поручение отвезти подарок самому Олаусу Вормеусу, и это поручение ещё не выполнено. А этот учёный непременно подтвердит, что Йоунас – не тот опасный человек, о котором говорится в свитке. Ну, разве судья не знает, что у него прозвище «Учёный»? Но они не стали слушать ни этого, ни других аргументов преподобного Паульми Гвюдмюнда в защиту отца. А в конечном итоге и сам подарок достопочтенному ректору Оле Ворму сыграл решающую роль в вынесении несправедливого приговора, подведя фундамент под убеждение, что Йоунас – подозрительный человек: это была живая бескрылая гагарка.