Прыская от хохота, он велел своим помощникам завернуть рог и снова отнести в его кабинет. После этого Оле и Йоунас со смехом скрылись в нём. Студенты повторяли за своим учителем: «Конечно, ну, конечно!» – но, разумеется, не знали, что стоит за этим возгласом. И всё же они могли быть уверены в одном: приступ хохота, поразивший их учителя, мог говорить о том, что он сделал значительное открытие. Ворм был таким мудрецом, что никогда не веселился сильнее, чем когда обнаруживал, что сам был неправ.
Возможно, это слишком сильно сказано – что, мол, rektor Olaus Wormeus, Doctor Medicinæ in Academia Hafniæ Professor Publicus[29] заблуждался насчёт существования единорога. Некоторое время его посещали сомнения о происхождении и сущности этих восхитительных рогов. Он принялся размышлять, отчего в последнее время так мало людей видело этого зверя собственными глазами? Всем свидетельствам очевидцев было уже по сотне с лишним лет, да и вдобавок к этому прибавлялась загадка: почему от туш ничего не сохранилось, кроме рогов. В благой природе единорогов не сомневался никто, они представляли собой своего рода пробный камень для чистоты и страха божьего. Лучше всего это подтверждалось тем, что лишь непорочные юные девы могли утихомирить их буйный нрав, – и эта встреча неистовости и ласковости стала предметом изображения на многих живописных полотнах, в рисунках, золотых изделиях, на гобеленах. Но во всех тех произведениях искусства, что посмотрел Оле, был один изъян: по сравнению с величиной рогов, которые он сам измерил и взвесил, единорога всегда изображали чересчур маленьким. Простой эксперимент: привязать имитацию единорогова рога козлу, – доказывал: для того, чтоб носить такой непомерно длинный рог в двадцать фунтов весом, одного необузданного нрава мало, а такой рог должен вырастать из широкого лба на большой голове, сидящей на туловище более крупном, чем кто-нибудь представлял себе. И от этого становилось ещё более непонятным, отчего самого зверя так нигде и не видели. Тогда Ворм предпринял расспросы о происхождении тех рогов, которые, как ему было известно, хранились в сокровищницах больших соборов и королевских дворцов. Выяснилось, что, если не считать единорогова рога в скипетре Елизаветы – королевы-весталки, царящей над англичанами (его она купила у путешественника, ездившего в Россию, и заплатила сумму, равную цене целого замка) – то эти рога обретались в тех местах, где занимались торговлей или учёбой исландцы, или же там, где они просто останавливались перевести дух во время поездок в Рим или Иерусалим. Так, фламандский энциклопедист Горопий Бекан утверждал, что три из тех рогов, что он осматривал в Антверпене в середине шестнадцатого века, происходили из Исландии, а Ворму было известно, что до эпохи лютеранства исландские хёвдинги посылали сыновей в тот город учиться торговому делу.