Темные аллеи. Окаянные дни

Как старым морякам, живущим на покое,
Все снится по ночам пространство голубое
И сети зыбких вант, – как верят моряки,
Что их моря зовут в часы ночной тоски,
Так кличут и меня мои воспоминанья:
На новые пути, на новые скитанья
Велят они вставать – в те страны, в те моря,
Где только бы тогда я кинул якоря,
Когда б заветную увидел Атлантиду.
В родные гавани вовеки я не вниду,
Но знаю, что и мне, в предсмертных снах моих,
Все будет сниться сеть канатов смоляных
Над бездной голубой, над зыбью океана:
Да чутко встану я на голос Капитана!

8. VII.11

Солнечные часы

Те часики с эмалью, что впотьмах
Бежали так легко и торопливо,
Давным-давно умолкли. И крапива
Растет в саду на мусорных холмах.

Тот маятник лучистый, что спесиво

Соразмерял с футляром свой размах,
Лежит в пыли чердачного архива.
И склеп хранит уж безыменный прах.

Но мы служили праведно и свято.

В полночный час нас звезды серебрят,
Днем солнце озлащает – до заката.

Позеленел наш медный циферблат.

Но стрелку нашу в диске циферблата
Ведет сам Бог. Со всей вселенной в лад.

〈1906–1911

〉

Источник звезды

Сирийский апокриф

    В ночь рождения Исы[81]

,Святого, любимого Богом,
    От востока к закату
Звезда уводила волхвов.

    В ночь рождения Исы

По горным тропам и дорогам
    Шли волхвы караваном
         На таинственный зов.

    Камнем крови, рубином

Горела звезда перед ними,
    Протекала, склонялась —
И стала, служенье свершив:

    За долиной, на склоне —

Шатры и огни в Рефаиме[82],
    А в долине – источник
         Под ветвями олив.

    И волхвы, славословя,

Склонились пред теми огнями
    И сказали: «Мы видим
Святого селенья огни».

    И верблюды припали

К холодной воде меж камнями:
    След копыт и доныне
         Там, где пили они.

    А звезда покатилась

И пала в источник чудесный:
    Кто достоин – кто видит
В источнике темном звезду?

    Только чистые девы,

Невесты с душой неневестной,
    Обрученные Богу,
         Но и то – раз в году.

〈1906–1911

〉

Матери

Я помню спальню и лампадку,
Игрушки, теплую кроватку
И милый, кроткий голос твой:
«Ангел-хранитель над тобой!»

Бывало, раздевает няня

И полушепотом бранит,
А сладкий сон, глаза туманя,
К ее плечу меня клонит.

Ты перекрестишь, поцелуешь,

Напомнишь мне, что он со мной,
И верой в счастье очаруешь…
Я помню, помню голос твой!

Я помню ночь, тепло кроватки,

Лампадку в сумраке угла
И тени от цепей лампадки…
Не ты ли ангелом была?

〈1906–1911

〉

Без имени

Курган разрыт. В тяжелом саркофаге
Он спит, как страж. Железный меч в руке.
Поют над ним узорной вязью саги,
Беззвучные, на звучном языке.

Но лик сокрыт – опущено забрало.

Но плащ истлел на ржавленой броне.
Был воин, вождь. Но имя Смерть украла
И унеслась на черном скакуне.

〈1906–1911

〉