Линкольн приложил немало усилий, чтобы засвидетельствовать и предсмертное обращение Уолтона в христианство – тема, о которой в остальной части повествования вообще не упоминается. Он писал, что ум заключенного был отравлен в раннем возрасте «неверными чувствами некоторых французских писателей» и что «он долго лелеял мрачную идею вечного уничтожения души после смерти. И только за несколько дней до кончины в его угасающем взоре вспыхнули более яркие и правильные представления». Надзиратель утверждал, что Уолтон сказал ему, что даже с чисто эгоистической точки зрения умирающему лучше быть христианином, чем неверующим. Он хотел, чтобы другие заключенные знали, что его разум терзает чувство вины за совершенное преступление и что страх перед загробным возмездием породил вновь обретенные религиозные чувства. Мы не знаем, является ли рассказ Линкольна о том, как у Уолтона произошел душевный надлом, правдой или просто попыткой убедить читателей, что даже этот негодяй видел достоинства в добродетельной жизни. Но именно другие предсмертные желания разбойника в конечном счете сделали его бессмертным.
Несмотря на то что Уолтон вырос бедным осиротевшим батраком, он научился читать и стал настоящим книжным червем. Когда мужчина не пытался сбежать из тюрьмы, он читал любую книгу, которая попадалась ему под руку. Он даже прочел много сочинений «религиозного и нравственного характера», хотя они, казалось, не произвели на него особого впечатления. Интересно, не благодаря ли чтению он узнал о практике – распространенной в основном в Великобритании в это время – переплетения книг в кожу казненных преступников.
Заключенные, которых постигла эта участь из-за системы уголовного правосудия, не хотели быть переплетом для книг – но Уолтон желал именно этого. Хотя его лишили свободы, мужчина взял в свои руки судьбу собственного тела после смерти, точно так же как пытался контролировать жизнь благодаря многочисленным побегам из тюрьмы. С моей точки зрения, Уолтон подорвал страх, которым была окружена эта высшая мера наказания, дав на нее согласие. Он заставил тюремщиков переплести две книги в его собственную кожу – за его счет и по его просьбе. Но я никогда не узнаю, воспринимал ли он это так же, или у него был иной мотив написать такое необычное завещание.
Вскоре после того, как Уолтон понял, что умирает, он попросил разрешения увидеться с Джоном Фенно, человеком, чья храбрость произвела на него такое впечатление во время драки у повозки пять лет назад. Говорят, что, когда эти двое встретились, именно Фенно убедил Уолтона рассказать начальнику тюрьмы историю своей жизни. Мы не знаем, что они обсуждали, но мне остается гадать, повлиял ли он на решение преступника передать кожу со своей спины на переплет собственных мемуаров.
Лечащий врач отвез его кожу в местную кожевенную мастерскую, где она прошла процесс дубления и стала напоминать серую оленью шкуру. Затем ее отправили переплетчику Питеру Лоу, который, в свою очередь, переплел мемуары и украсил обложку черным прямоугольником с золотым тиснением, на котором было написано: «
В своем завещании заключенный по имени Уолтон заставил тюремщиков после его смерти переплести две книги его собственной кожей.