Темные архивы. Загадочная история книг, обернутых в человеческую кожу

Чарльз Хэмм сказал мне, что NAPSA изучила все юридические нормы штатов в США и его адвокат чувствовал себя комфортно, когда они действовали в рамках закона. «Могу ли я утверждать, что не будет государства, которое бросит нам вызов? Нет, этого я не могу, – сказал мужчина. – Но мы готовы бороться с этим».

Я бы хотела, чтобы этот вопрос решался в суде – таким образом, можно было бы получить какой-то четкий прецедент в письменной форме. В Соединенных Штатах нет федерального закона, напрямую запрещающего сохранение татуировки на человеческой коже. Однако есть много законов штатов, которые могут быть использованы для судебного преследования людей, подобных Чарльзу Хэмму, или любой из множества групп, предлагающих превратить ваши останки в ювелирные изделия, запечатать их на виниловой пластинке, построить из них искусственный коралловый риф или любые другие причудливые идеи о том, что следует делать с их телами. Главным камнем преткновения, когда дело доходит до изготовления предметов из мертвых людей, часто является туманная идея «осквернения трупа». Поскольку не существует последовательного юридического определения того, что означает это словосочетание, и законы некоторых штатов полагаются на общественные стандарты, чтобы обозначить границы того, что вписывается в эти рамки, а что – нет, осквернение трупов в конечном счете – в глазах смотрящего.

Так, например, на протяжении примерно первого столетия американской истории вскрытие и кремация рассматривались как осквернение. И те, кто совершал эти акты, могли быть привлечены государством к ответственности за преступные деяния или обязаны возместить убытки семье погибшего в гражданском порядке.

Камнем преткновения в изготовлении предметов из мертвых людей является мысль, что это осквернение трупов.

В 2018 году я прочитала газетную статью о команде под названием Save My Ink Forever, которая удалила и сохранила около 70 процентов татуированной кожи одного канадца. Я связалась с представителем проекта Кайлом Шервудом, лицензированным распорядителем похорон и бальзамировщиком, работавшим с Чарльзом Хэммом. За три года с момента моего знакомства с последним некоммерческая организация NAPSA закрылась. Шервуд и его отец продолжили работу, но по другой бизнес-модели. Теперь они сотрудничали с американскими похоронными бюро, чтобы организовывать удаление и сохранение кожи после смерти ее владельца. Как директор похоронного бюро он видел, что число клиентов, желающих получить индивидуальный опыт, связанный с их близкими и собственной смертью, растет. Все больше и больше людей, живых и мертвых, прибывали в его похоронное бюро, щеголяя татуировками, которые он, будучи сам в наколках, замечал. Мужчина повторил мнение Хэмма о том, что хоронить или кремировать эти работы было бы ужасной утратой. «Жаль, что некоторые из этих замечательных произведений искусства никогда больше не увидят. Это все равно что избавиться от Моны Лизы».

Я понимала, что он чувствует. Пока я разговаривала по телефону с Кайлом Шервудом, моя новая татуировка на предплечье все еще заживала. Я решила сделать тату, на которой будет изображена экслибрис, подобный тем, что я находила в некоторых книгах в Колледже врачей Филадельфии, когда была там консультантом, и логотип исторической медицинской библиотеки. На ней изображен мотылек на черепе, который стоит на старой книге, и надпись с цитатой Монтеня «Que sais-je?» («А что я знаю?»). Для меня она идеально воплощает в себе то, что мне дороже всего на свете: природу, позитивное восприятие смерти, обучение на протяжении всей жизни, любопытство и редкие книги. Я нашла женщину-татуировщицу, которая специализируется на гравюре по дереву, чтобы она сделала мне ее, и записалась к ней на сеанс за несколько месяцев. Каждый выбор был пропитан намерением, невероятно личным и значимым для меня. Как только все было закончено, я отправила Анне Доди, моей коллеге по проекту «Антроподермическая книга» и куратору Музея Мюттера, фотографию своей татуировки. Она сразу же ответила, что она «достойна банки»[49] – высший комплимент, исходящий от нее.

Учитывая все эти разговоры о сохранении, я не могла не думать: «А что, если я сохраню эту татуировку после смерти и подарю ее Музею Мюттера? Это было бы подтверждением любви к этому месту и чувствам к другим, чьи тела тоже там, хотя этот выбор был бы сделан с моего собственного согласия. Пожертвование моего тела или его интересных частей Музею Мюттера, безусловно, было бы в рамках закона, но у меня все еще были вопросы о законности[50] бесконечного сохранения человеческих останков и необычных методах, которые можно было бы использовать для сохранения моей татуировки, достойной банки. «У нас может получиться кое-что получше хранения в банке», – заверил меня Шервуд.