Темные архивы. Загадочная история книг, обернутых в человеческую кожу

Татуированные головы (или также та-моко) племени маори, вывезенные с их родины и пополнившие коллекции многих западных музеев, – хороший пример того, как организации разных стран находят решения для таких затруднительных ситуаций. В 2007 году Филдовский музей естественной истории в Чикаго добровольно репатриировал останки племени маори, которые были получены Национальным музеем Новой Зеландии, Те Папа Тонгарева. Закон не обязывал их это делать, но кураторы решили, что с этической точки зрения лучше всего вернуть головы. Некоторые небольшие английские организации тоже репатриировали та-моко, но чиновники Британского музея утверждали, что, поскольку эти предметы были сделаны с применением мастерства, они были артефактами, а не останками и поэтому не подходили для репатриации.

Некоторые небольшие музеи в Шотландии также репатриировали некоторые та-моко из своих коллекций. Когда мэр Руана попытался отправить татуированные головы из городского музея обратно в Новую Зеландию, Министерство культуры Франции запретило ему это сделать, сославшись на законы, запрещающие выносить произведения искусства из музеев. Позже страна приняла закон, разрешающий специально репатриировать та-моко, но законы о наследии, касающиеся других человеческих останков во французских коллекциях, остаются незыблемыми.

Несмотря на нежелание Франции репатриировать останки, законы страны, касающиеся использования человеческих тел в других отношениях, являются самыми строгими. Статья 16 французского гражданского кодекса провозглашает неприкосновенность человеческого тела и прямо запрещает многие практики, связанные с изменением генетики и даже суррогатным материнством. Уголовный кодекс наказывает виновных в «любом посягательстве на целостность тела любыми средствами» – тюремным заключением и внушительными штрафами. Для тех, кто хочет заниматься продажами или предлагать инновационные услуги, связанные с трупами, это не та страна, где это можно делать. Чарльз Хэмм видел большой потенциал для программы Save My Ink почти во всем мире, кроме Франции. Люди, желающие покупать и продавать черепа и книги из кожи, ощущают на себе леденящее воздействие местных законов, вот почему я с самого начала подозревала, что французских антроподермических книг, о которых я никогда не найду свидетельств в публичных коллекциях, намного больше. Лишь спустя годы я научусь доверять своим предчувствиям.

12. Французская связь

Корпус Ришелье Национальной библиотеки Франции (НБФ) расположен в самом сердце Парижа, в здании, окружающем остатки дворца XVII века, как кокон. Читальный зал НБФ представляет собой длинный коридор с красными стенами и таким же плюшевым ковром, который приглушает звук в и без того тихой комнате. Потолок покрыт позолотой с нарисованными пасторальными сценами и полудюжиной показных люстр, которые говорят о роскошном прошлом, а внизу рядами стоят современные деревянные столы и стулья для исследователей. Стараясь все делать очень тихо, я нашла три средневековые Библии, которые, по слухам, были переплетены в человеческую кожу, самые древние книги из тех, что мне довелось видеть за время своих исследованиях. Благоговейный трепет, который я испытываю, когда держу в руках библиографическую редкость, тем сильнее, чем больше времени ей пришлось прождать, чтобы попасть ко мне в руки. Эти артефакты видели бесчисленные рассветы, но все еще были здесь. Я развернула первую книгу в коричневой бумажной обложке.

Почерк на одной из первых страниц этой Библии указывал, что заметка была добавлена спустя столетия после того, как монах переписал текст XIII века. Библиотекарь Сорбонны XVIII века Антуан Огюстен Ламберт Гайе де Сансале писал, что переплет книги был сделан из кожи человека: sur peau humaine.

Заметка Сансале в другой книге переводилась так: «Аббат Рив утверждал, что этот пергамент сделан из кожи женщины. Я, напротив, думаю, что это шкура ирландского мертворожденного ягненка». Исключительной красоты переплет книги был темно-бордового цвета, а страницы сделаны из самого гладкого белоснежного пергамента, который я когда-либо видела. Они были настолько тонкими, что казалось, будто бросают вызов физике. Какой бы монах ни создал эту Библию, он был настоящим мастером книжного дела.

«Благоговейный трепет, который я испытываю, когда держу в руках библиографическую редкость, тем сильнее, чем больше времени ей пришлось прождать, чтобы попасть ко мне в руки».