Она успела в этот раз, потому что несколько дней кошмара научили ее точно чувствовать время приближения рвоты. Последнее время ее день измеряется вовсе не в минутах и секундах, а в рвотных позывах. Тонкая струйка слюны, воды и остатков пищи, отвратительная на вкус, еще более отвратительная на запах, ползет из ее рта по губам и подбородку. Белль включает кран на полную мощность, ныряя в холодные потоки воды и жадно лижа языком струи, как обессиливший путник у водопада, а затем зарывается лицом под поток воды, напрасно пытаясь охладить жар своих щек и привести в порядок хриплое дыхание.
Желудок скручивает от боли, но спазмы стали слабее. Белль знает – это ненадолго, боль превратила ее в миллиарды осколков, она уже давно потеряла себя, за которую сражалась и с миром и с Румпелевой Тьмой. Она сама – осколок. Она с трудом выныривает из-под крана, поворачивается, и, шатаясь, снова идет в спальню. Как в нору. Или в клетку.
Осторожно, как будто боится сломать кровать, садится на самый ее край, цепляясь руками за простынь, поглаживая ее бархат, горящий от жара ее тела. Слегка поворачивает голову к зеркалу, из которого на нее смотрит ее отражение – странная девушка, бледный призрак, жалкое подобие живого человека. Такова плата за любовь к Темному. Расплата за Тьму.
Белль замечает, что плачет лишь когда на руки капают непрошеные горячие слезы – одна, вторая, третья, а потом их уже попросту невозможно остановить, они льются безудержным потоком, обдавая мучительным жаром лицо, барабанной дробью выплескивая боль в виски.
Все причины оказались не важны, все аргументы дешевые, все слова – ничего не значащими, когда на ее пути появилась странная женщина в мехах и бриллиантах, таскающая на себе убитых животных, с губами, красными, словно бродящее вино, руки которой по локоть в крови. Румпель и Круэлла – разве можно было себе представить более удивительную парочку? Они наверняка вместе проклянут город, как уже прокляли ее, Белль, обрекая на вечные страдания.
Тошнота засела комом в горле, больше не терзает, но и не дает забыть о себе, горьким медом разливаясь в слюне. Белль снова встает, опираясь на стул, подходит к подоконнику, задумчиво берет в руки чашку с надтреснутым краем и крутит ее в пальцах. А потом, закрыв лишь на мгновение глаза, и вдохнув в легкие больше воздуха, роняет ее на пол что есть сил, слушая грохот разбитого стекла. Почти подбежав к зеркалу со стремительностью, от которой, кажется, зависит вся жизнь, Белль разбирает саквояж, приготовленный еще с ночи, выбрасывая оттуда все содержимое, вываливая его на пол и разом швыряя в корзину для мусора, порезав медицинские перчатки. А потом, сердито взглянув на свое отражение в зеркале, и снова себя не узнав, яростно цепляется расческой в волосы, пытаясь расчесать непослушные, сбившиеся пряди.
Она смотрит в зеркало, и не узнает себя. Снова. Она сейчас – лишь миллионы разбитых осколков, такая же, как и эта чашка, что была некогда символом прекрасной истории любви.
Но у нее теперь есть ради кого жить и она согрешила, когда допустила даже мысль о том, что могла бы от него избавиться. Вся ее жизнь – борьба с чьей-то тьмой, чужой, или своей собственной.
Ей не привыкать балансировать на волнах глубокого синего моря, иногда спокойных, умиротворенных, иногда – штормовых, и ей сейчас тоже нужно выжить, доплыть до берега.
Белль красит губы, стараясь не дышать разливающимся по комнате запахом духов, накидывает на себя плащ, забыв завязать пояс, и выходит на улицу. Начинается дождь, пока еще в отдалении слышатся глухие раскаты грома и где-то сверкает молния, превращаясь в мелкие, холодные капли.
Белль запрокидывает сумку на плечо, открывает зонтик и ровным, быстрым шагом идет вперед, не оглядываясь и не смотря по сторонам.
Она сегодня расскажет все Голду.
У них будет ребенок, а значит, нужно собирать осколки.
Иногда даже разбитую чашку можно склеить. Плевать, что получишь лишь покалеченное стекло, некогда бывшее красивым.
========== Глава 48. Сюрпризы для Де Виль ==========
Круэлла проснулась, щурясь от солнца. Судя по тому, насколько оно было ярким, уже наступило позднее утро. Она потягивается, нащупывая рукой соседнюю половину кровати. Пуста. Обычно Голд лежит рядом и ждет ее пробуждения, она уже успела к этому привыкнуть. К хорошему вообще быстро привыкаешь. Де Виль сладко зевнула и села в постели. Наверняка ее любовник занят сейчас чем-то чрезвычайно важным. Но что может быть важнее ее самой? Нет, хватит ему наслаждаться одиночеством.
Де Виль встала, сунув ноги в тапки, накинула халат и позвала:
- Румпель! Дорогой, ты здесь?
Никто не ответил. Странно, неужели в лавку умчался? Обычно он это делал ближе к полудню, но не похоже, что это время уже настало. Де Виль посмотрела на экран сотового. Так и есть, едва пробила половина одиннадцатого дня.