– Ты же, в свою очередь, так и не изменился, – парирует Уилл. Их диалог, приправленный историями из прошлого, не оставляет у меня никаких сомнений в том, какое место я в нем занимаю. Они были и друзьями, и соперниками, и врагами, но в повисшей тишине становятся смешением всех трех. У них общее прошлое, а я для Уилла – не более чем обязательство, от которого он не может отказаться или передать Клементсу.
Я потираю шею, напряженную от нервов, когда экипаж вдруг делает остановку возле небольшого городка. Выйдя из кареты, Клементс взглядом приглашает меня наружу, однако я предпочитаю проигнорировать этот жест. Он пожимает плечами, и захлопнувшаяся дверь оставляет нас с Уиллом в тепле салона. Персиваль закрывает глаза, а я в тишине раздумываю над этим приглашением. В Клементсе есть пустота, которую я вижу и в себе, однако мое пространство стремятся заполнить мертвецы, в то время как он питается живыми. Он начнет пожирать и меня, если я не найду в нем слабое место, чтобы его приручить.
– Ищешь новый путь? – спрашивает меня Уилл, когда я протягиваю руку к дверце повозки.
– Мы трое – непростая компания, и наши отношения разойдутся по швам, если я не раскрою какой-нибудь его секрет, чтобы нас объединить.
Захлопнув дверцу у меня перед носом, Персиваль затягивает меня назад.
– Он начнет тебя подозревать.
– Он всех подозревает. В нем нет доверия, одна лишь враждебность. Мое единственное преимущество в том, что меня он ненавидит немного меньше.
Уилл строго на меня смотрит.
– В ответ тебе придется кое-что рассказать и о себе.
– Я понимаю, но как иначе я смогу получить над ним контроль? Или добиться справедливости для Агнес, Альтамии и всех остальных, кому он нанес вред? – Я ощущаю, как у меня в горле поднимается желчь. Я не переживаю за свою безопасность. Мне страшно лишь, что я навсегда потеряю Альтамию, сблизившись с Клементсом. – Вы у него на крючке. Я не претендую на ваши секреты, но как бы то ни было, помогу вам. – Мой отец не нуждался ни в любви, ни в дружбе. До сих пор я бы никогда себя с ним не сравнил. Я все это время пользовался людьми: Уиллом, Альтамией, даже Фрэнсисом и несчастной Агнес. Именно из-за меня Персиваль здесь оказался, и теперь я собственной честью обязан освободить нас обоих.
– Твоя помощь меня не спасет. Когда Парламент узнает, что в этом вопросе я ответил ему согласием, то будет ожидать, что я и во второй раз скажу «да». Я был глупцом, поверив, что у меня когда-то вообще был выбор. К тому же ты ведь ищешь выгоду не только ради меня.
– В нашем партнерстве у меня не слишком значительная роль, – признаюсь я. – Я одинок, и у меня даже нет секретов, которые я мог бы назвать своими собственными.
Он отстраняется, и я наконец могу выдохнуть.
– Николас, – говорит он, когда я открываю дверцу, – твои секреты принадлежат тебе. Я никогда не использую их тебе во вред. – Я осознаю, что это обещание связывает нас гораздо более ощутимо, чем ностальгия и обязательства.
Я выхожу к унылому ряду магазинов, расположенных вдоль главной улицы. Надо мной проносится шумная стайка скворцов. Их перышки блестят, словно серебристые крапинки в небе. Наконец я обнаруживаю Клементса, стоящего посреди городской площади.
– Север – мятежное место, – лаконично отмечает он, глядя на двух мужчин, болтающихся на импровизированной виселице. Их раздели до нижних рубах и бриджей, а тела намазали салом и жиром. Таблички, висящие у них на шеях, гласят, что они шпионили в пользу роялистов.
Доносящиеся до меня ноты этого унылого дуэта выдают их сожаление. Люди, которые плохо кончили, всегда им переполнены, и я погружаюсь в ритм висельников.
Наши руки скованы за спиной. Толпа пялится на то, как мы раскачиваемся. Глаза у нас вышли из орбит, а лица надулись.
Их отрывистая мелодия разрывает на куски мои руки и ноги. Эти мужчины взяли у кавалеров еду, которой хотели накормить свои семьи, а взамен показали им местность. Они упрашивали, они умоляли, они рыдали, даже когда петли уже затянули у них на шеях. Их песня тянется ко мне, и я переминаюсь с ноги на ногу, чтобы она меня не унесла.
– Только зря потратили веревку, – говорит Клементс, и я пользуюсь этой паузой, чтобы отдышаться. – В Шотландии мы просто душили ведьм, которые не хотели отрекаться. Шли на милость перед тем, как их сжечь.
– На мой взгляд, вы не производите впечатление милосердного человека, – замечаю я.