Темные проемы. Тайные дела

– Здесь течение на его стороне, – сказала его спутница. – Здесь борьбе наступает конец.

Ферн уже подметил перемену курса. Впереди простерся протяженный темный берег, совсем как во сне. Но неопределенности более не осталось – то был Литорале, узкий риф, веками оберегаемый и укрепляемый, не допускающий мощные токи Адриатического моря, способные подтопить и размыть венецианский островок. В этой полосе тверди были прорезаны три портала, через которые заходили суда. Впереди, как знал Ферн, – самый северный из трех, пребывающий в стороне от пышных пиров сладостного упадка Порто-ди-Лидо. И теперь стала как никогда ясна конечная их цель – ибо где еще закончиться венецианскому туру, как не у Лидо?

– Мы покидаем Laguna Morta и входим в Laguna Viva[80], – изрекла его проводница.

Ферн не был уверен, что дело обстоит в точности так. Но особого значения это и не имело, потому что затем она произнесла: «Самое время для любви», – и потому что затем, ненадолго, это время взаправду настало.

После стольких неумолимых, смертных лет греза Ферна оказалась более чем правдива. Он, Ферн, не ошибся в своей вере в нее – весь остальной мир заблуждался.

Небо из лилового стало совершенно черным, свет звезд померк, сияющая лагуна стала подобна ночному океану. На все это черный гондольер, должно быть, смотрел сверху вниз – теперь, когда течение помогало ему, он мог позволить себе отдохновение и любование, – но Ферну до него и его чувств, по правде, не было никакого дела. Жизнь стала вереницей мгновений, в которой и прошлое, и будущее отслоились от настоящего. Сколько времени отсчитали стрелки часов – Ферн так и не узнал, так как, взглянув на циферблат несколько позже, обнаружил, что они встали.

IV

Шевельнувшись впервые за долгое время, он ощутил, что довольно сильный бриз раскачивает маленькое суденышко.

Ферн выпрямился и огляделся. Появились довольно большие волны, а скудный свет на северном крепостном краю Лидо виднелся уже не впереди, а позади слева. Иллюминация прогулочных променадов полностью скрылась из виду – как Ферн с ужасом осознал, Лидо с его увеселениями остался в прошлом во всех смыслах. Где-то именно в этом районе, на празднике Феста Делла Сенса[81], дож на носу «Буцентавра», красивейшего корабля мира, ежегодно обручался с морской стихией. Ферн изумился – его собственный причудливый брак, оказывается, достиг пика в столь значимом месте. Он сверился с часами вновь.

После Ферн резко обернулся, впервые захотев рассмотреть рулевого получше. Шок заставил его припасть на колени – ибо у руля гондолы никто не стоял. Лодка, подчиненная произволу волн, уносилась все дальше в открытое море. Ферну пришло в голову, что, хотя в Средиземном море, как говорят, бывают только небольшие приливы или вовсе никаких, все же само выражение Laguna Morta относилось к областям, уходящим под воду лишь при высоких приливах; а ныне Лагуна пустела, извергая воды в узкий шлюз впереди.

Когда Ферн впервые пришел в себя после долгих плотских утех, он оставил спутницу упокоенной в черных одеждах – податливую, миниатюрную, беззвучную. Обернувшись в ту сторону, где ей надлежало лежать, он задумался о том, что сказать ей в первую очередь. Казалось неправильным – после всего того, что было между ними, пробуждать ее вестью о надвигающейся опасности. Его ужаснуло предположение, что гондольер – сильный, но не всесильный, а, в сущности, самый обычный, смертный человек – поскользнулся и рухнул в воду, пока они дремали в объятьях друг у друга. Ферн осторожно протянул руку, отбросил с ее лица черную ткань – и его крик встревоженной птицей запорхал над волнами. Капор красовался на выбеленном временем черепе – а черным плащом были укрыты человеческие кости без клочка плоти.

V

У Порто-ди-Лидо, главного входа в гавань Венеции, два долгих каменных волнореза вдавались далеко в море. У Ферна не вставал вопрос о том, что разразилась буря, или в принципе – о каких-либо значительных изменениях погоды. Все перемены вызваны были единственно тем, что более-менее неподвижный до поры, стоячий и мертвый бассейн вдруг обернулся живым, непредсказуемым водоворотом. Даже этот ветер, встревоживший Ферна, был самым обычным бризом, знакомым всякому, кто хоть раз оказывался в открытых водах. Таким образом, между волнорезами Порто-ди-Лидо суда входили и выходили в изрядном количестве – едва ли замечая стремительный отлив, который для одной гондолы был равен погибели.