Темные проемы. Тайные дела

Вернувшись как-то раз, я обнаружила, что наш обеденный стол завален на редкость неинтересными чертежами. Я вообще ничего не могла в них разобрать (казалось, они даже не относились к тому виду геометрии, к которому я, к сожалению, привыкла); сами собой они сворачивались в трубочку и шлепали меня по пальцам при всякой попытке распрямить их. Оставалась еще пара недель до того, как папу брали на очередную сезонную работу – в ночную смену и в какой-то дали от дома, куда надо было ездить на машине, – так что бумаги принадлежали, очевидно, Константину. Самого его, правда, было что-то не видать.

Взойдя наверх, я увидела, что дверь в главную комнату для гостей открыта. За нею я и застала Константина. Разумеется, ключ все это время оставался в замке, его требовалось лишь повернуть.

– Привет, Лина, – произнес Константин в своей непринужденной манере. – Мы изучаем аксонометрию, и я решил спроектировать твой кукольный дом. – Говоря со мной, он расчерчивал прямыми линиями лист плотной белой бумаги. – Домашнее задание у нас такое. У меня, спасибо тебе, есть фора – остальным-то придется придумывать дома с нуля.

Не следует думать, что Константин мне не нравился, хотя он нередко меня раздражал – своими спокойствием и аккуратностью. Прошло несколько недель с тех пор, как я в последний раз видела свой дом, и он предстал предо мной в неожиданно интересном свете. Случилась странная – и не последний раз в моей жизни – вещь: на какое-то время я стала другим человеком; самоуверенным, практичным, простым. Возможно, тому поспособствовал ясный свет осеннего вечера.

– Давай помогу, – вызвалась я. – Скажи мне, что делать.

– Жаль, что я не могу забраться внутрь и снять мерки. Хотя мы и не обязаны делать их. На самом деле, Мозгоплет так и сказал – никаких цифр, достаточно общего плана. Мы должны ухватить аксонометрическую суть, и все. Но, черт возьми, с футами и дюймами было бы куда проще.

Судя по вороху белой бумаги, исчерченной за, подозреваю, весьма короткое время, Константин отлично справлялся. Но он был не из тех, кто останавливается на полпути к совершенству.

– Скажи, что нужно делать, – предложила я, – и я сделаю.

– Спасибо, – ответил он, засовывая карандаш в точилку, – но это работа для одного человека. Я потом покажу, как это делается, и ты начертишь другое здание, если захочешь.

Я пробыла в комнате еще какое-то время, пока Константин не намекнул мягко, что я его отвлекаю. Тогда я вышла, переобулась и поставила чайник к приходу мамы и нашему полднику.

Когда Константин спустился к нам – мама дозвалась его лишь с третьей попытки, но это было в порядке вещей, – он сказал:

– Знаешь, сеструля, тут какая-то фигня.

– Где ты нахватался этаких слов? – пожаловалась мама. – И не называй, пожалуйста, сестру «сеструлей».

– Прости, мам. – Другой реакции на замечания Константин попросту не имел. – Ну-ка, посмотри. – Он сунул мне в руки чертеж. – Здесь кое-чего не хватает. Видишь? – Своим погрызенным зеленым карандашом он ткнул в конкретное место. Я, разумеется, не увидела – я ничего в этом не смыслила.

– Давайте-ка после чая вы этим займетесь, – пожурила нас с братом мама с поистине королевской твердостью в голосе.

– Ну мам… – начал Константин.

– Никаких «мам», – отрезала она.

Вздохнув, брат стал макать галету в чашку. Спокойно (или, если говорить обо мне, с видимостью спокойствия) мы приступили к еде. Та моя самоуверенно-практично-простая личность, пусть и пережившая отказ Константина от помощи, начала потихоньку увядать.

– Чем ты занимаешься? – спросила мама брата в конце концов. – С виду – прямо-таки Розеттский камень.

– Я снимаю аксонометрический слепок с подарка Лины.

– И это так важно, что ты не можешь спокойно пополдничать?

Теперь, когда его осадили, мой брат явно не торопился делиться своим открытием. Он надкусил тост, намазанный плавленым сыром, и тихо произнес:

– Я провел примерные расчеты – оказалось, не все сходится. Все комнаты наверху подогнаны друг к другу. А на первом этаже есть место для еще одной. В этом-то и кроется вся фигня… прости, мам.

– Что за небылицы? – Мне показалось, что мать смотрит на него как-то слишком уж строго, не по ситуации.

– Это не небылицы, мам. Конечно, у меня нет точных замеров – да и как его мерять, он же неразборный. Но не зря же я учился аксонометрии. На первом этаже есть ниша – пространство, по периметру которого выстроены остальные комнаты. Скрытие покои.

– Сможешь показать?

– Без проблем, мам. Константин отложил недоеденный тост. Он поднялся, – его лицо выглядело бледнее обычного – и через стол протянул ей чертеж.

– Нет, не на бумаге. В этом я не разбираюсь… и не думаю, что ты разбираешься. – Мама говорила в таком тоне только с отцом, да и то изредка. – Покажи прямо на доме.

Я тоже встала, заинтересованная.

– Оставайся здесь, Лина. Долей воды в чайник и вскипяти.

– Но это мой дом! Я имею право знать.

На мамином лице появилось более знакомое выражение.

– Да, Лина, – сказала она. – У тебя есть это право. Но, пожалуйста, не сейчас. Прошу тебя.

Я улыбнулась ей и взяла чайник.

– Идем, Константин.