– Вот-вот! Всем ужасно хочется, чтобы все происходило на самом деле, поэтому кто-нибудь потихоньку возьмет да подвинет стрелку, и ведь знаешь, что кто-то ее двигает, но какая-то часть внутри думает, а может, это и правда дух. И никто не возмущается, как будто все молчаливо договорились верить в то, что происходит.
– Но ты так и не сказала правду?
– Сказала… родителям. Как раз в тот день, когда вы приходили. У нас была полиция, собрались все девчонки – нас кормили пирожными, просто ужас что творилось. Родители, чтобы меня утешить, даже пообещали купить мне, блин, щенка. А потом копы ушли, и девчонки ушли, и психолог; я поднялась к себе в комнату и начала плакать, и вот тогда до меня наконец начало доходить. Только тогда я начала соображать.
– Но ты же говорила, что твой отец искал Бена.
– Не-а, это я придумала, – сказала она и снова уставилась в противоположный угол комнаты. – Когда отец узнал правду, он начал так меня трясти, что у меня чуть голова не оторвалась. А после всех тех убийств девчонки страшно испугались и тоже во всем признались. Мы решили, что сами накликали Сатану: придумали жуткую историю про Бена, вот она отчасти и сбылась.
– Но ведь твоя семья получила приличную компенсацию от школы.
– Не такие уж большие это были деньги. – Она внимательно рассматривала дно своего стакана.
– Даже после того, как ты рассказала правду, родители все равно от них не отказались?
– У папы был бизнес. Он решил, что имеет право хоть на какую-то компенсацию.
– Но он же в тот день точно знал, что Бен тебя не совращал?
– Да, знал, – сказала она и, словно обороняясь, по-цыплячьи втянула голову в плечи. Подошел Бак и потерся о ее ногу. Это ее как будто успокоило, и она запустила длинные пальцы в пушистый кошачий загривок. – В том же году мы переехали. Папа сказал, что это нехорошее место. Но деньги, которые мы получили, пользы не принесли. Отец купил-таки мне щенка, но, как только я пыталась о нем заговаривать, поднимал обе руки вверх, вроде как это уже перебор. Мама? Она меня так и не простила. Я приходила домой и рассказывала ей о том, что случилось в школе, а она лишь повторяла: «Правда?», словно я лгу, что бы ни говорила. Скажу, например, что на обед ела картофельное пюре, а она мне: «Правда?» И замолкает. Когда я приходила из школы, она смотрела на меня, потом выходила на кухню, открывала бутылку вина, а дальше только успевала себе подливать. Молча бродила по дому. И всегда качала головой. Однажды я сказала, что очень жалею, что сделала ее такой грустной, а она мне: «Но ведь сделала же». – Крисси теперь плакала, раскачиваясь и в такт поглаживая кота. – Вот и все. А в конце года мама от нас сбежала. Однажды я пришла из школы и увидела, что ее комната пуста.
Голова Крисси упала на колени – глупый театральный жест, волосы оказались впереди, обнажая затылок. Очевидно, я должна была ее пожалеть, успокоить, но я сидела не двигаясь, пока она наконец не подняла на меня глаза.
– Меня никто никогда ни за что не прощает, – всхлипывала она, по-детски тряся подбородком.
Я хотела было сказать, что простила, но вместо этого снова наполнила ее стакан.
Пэтти Дэй
Лу Кейтс теснил Пэтти к двери, но она продолжала лепетать извинения, потом вдруг оказалась на пороге перед закрытой дверью и растерянно заморгала. Прежде чем она смогла что-то из себя выдавить, дверь снова открылась, к ним вышел мужчина лет за пятьдесят, и теперь на тесном крыльце они стояли вчетвером: Пэтти, Диана, Либби и этот человек с темными, как у бассет-хаунда, кругами под слезящимися глазами и седеющими, зачесанными назад волосами. Посверкивая традиционным ирландским кладдахским кольцом в форме рук с увенчанным короной сердцем, он приглаживал напомаженные волосы, оценивающе глядя на Пэтти.
– Миссис Пэтти Дэй? – От него пахло кофе, и на холодном воздухе этот запах сразу не улетучивался.
– Да, я Пэтти Дэй, мать Бена Дэя.
– Мы здесь, чтобы выяснить, что это за истории вокруг его имени, – вставила Диана. – Вокруг столько слухов, но никто даже не потрудился поговорить с нами напрямую.
Он упер руки в боки, посмотрел на Либби, тут же отвел взгляд.
– Я из полиции, меня зовут Джим Коллинз, я расследую это дело. Пришлось сегодня побеседовать с этими людьми, а потом я, естественно, собирался связаться и с вами. По крайней мере, теперь не придется самому к вам ехать. Хотите, поговорим где-нибудь в другом месте? Здесь что-то холодновато.
На двух машинах они поехали в пончиковую у шоссе. По пути Диана вспомнила расхожую шутку о копах, которые отъели на пончиках толстые попы, потом разразилась обвинениями в адрес матери Крисси: «Сука, даже слова не дала сказать!» В другое время Пэтти сказала бы что-нибудь в ее защиту (у них с сестрой были четко распределены роли: Диана режет в глаза все, что думает, – Пэтти выступает в роли защитника). Но семья Кейтсов явно не нуждалась в защите.
Коллинз ждал в кафе с тремя пластиковыми стаканчиками кофе и пакетиком молока для Либби.