Комната начинает кружиться. Я представляю, как Кейс заталкивает длинные ноги Элоры в этот черный сундук и закрывает крышку. Я прячу рисунок обратно в ящик, затем бегу в ванную комнату и падаю на колени перед унитазом. Мой желудок содрогается, но это только спазмы. Меня лихорадит, лицо пылает, поэтому я сворачиваюсь клубочком на резиновом коврике и прижимаюсь щекой к гладким и прохладным плиткам на полу.
Видимо, я вскоре засыпаю, потому что, когда вновь открываю глаза, вокруг царит кромешная тьма. Света нет ни в спальне, ни в ванной комнате. Вероятно, электричество вырубилось.
Я слышу, как на улице бушует гроза, барабанит в окно дождь, а возможно, даже град, ударяясь о стекло, они создают жутковатый дребезжащий звук.
Моя рука затекла, потому что я отлежала ее на твердой и холодной кафельной плитке. А потом реальность исчезает, пол в ванной растворяется подо мной, и…
Моя голова ударяется об дужку унитаза, я поднимаюсь на четвереньки на темном полу ванной. Грудь болит, все болит.
Я кашляю, горло опять горит, к нему подкатывает вода.
Меня рвет, я снова кашляю.
Вода.
Вода повсюду.
Она подкатывает и подкатывает и изрыгается из моего горла, течет из носа.
Ребра уже болят, а меня продолжает тошнить водой, которая уже растекается по полу и собирается вокруг пальцев ног.
Я исторгаю воду из своего желудка. Выкашливаю ее из легких.
Снова и снова.
Так много воды, достаточно для того, чтобы утопить человека.
Достаточно для того, чтобы утопить Элору.
Когда все прекращается, я сворачиваюсь в клубок и держусь за свои болящие бока. Мои ноздри наполняет запах болота. Я хватаюсь за край раковины и на ощупь выбираюсь из ванной, ноги дрожат, босые ступни плещутся в луже.
Темнота.
Я не могу больше находиться в доме, здесь нечем дышать. Мне срочно нужно на воздух.
Наружу, на крыльцо, где свежий воздух.
Время позднее, уже за полночь. Я ковыляю через темный книжный магазин, и Сахарок цокает из кухни, чтобы посмотреть, в чем дело. Я слышу позвякивание его ошейника, поэтому прикладываю палец к губам, будто он человек и сможет меня понять, шепчу, чтобы шел обратно спать. Затем открываю парадную дверь. Медленно и осторожно, чтобы колокольчик не разбудил Лапочку.
И все стихает. Ветер. Дождь. Гром и молния. Все это просто… прекращается. Ни движения, ни ветерка. Мертвая тишина.
Но я слышу едва заметное позвякивание китайских колокольчиков.
Когда я выскальзываю на парадное крыльцо, наступаю на крохотные кусочки льда – градины размером с горошину. Я поднимаю несколько штук и держу их в руке, но они тают на летней жаре.
Я пересекаю дощатый настил и выхожу на причал. Харт бы очень рассердился, но его здесь нет.
Я обхожу сгнивший, обнесенный сигнальной лентой участок и двигаюсь на противоположную сторону платформы, чтобы посмотреть на темную Миссисипи.
Спрашиваю себя, уж не русалка ли я? Как Элора.
Внезапно странный вихрь закручивается вокруг меня. Влажный воздух гудит и потрескивает, по рукам бегут мурашки. Колокольчики Евы перешептываются громче и громче, пока не начинают звенеть, как церковные колокола.
И я знаю, что это он.
Я оглядываюсь через плечо – он стоит прямо за мной. Светлые волосы и льдисто-голубые глаза, которые горят огнем.
Он так близко, что если я протяну руку, то смогу коснуться его. Мне нужно бояться его, но что-то говорит мне не делать этого.
Я смело поворачиваюсь к нему лицом, за мной – сила великой, широко раскинувшейся реки, загадочное спокойствие охватывает меня, и я не чувствую никакого страха.
– Я не хотел напугать тебя, Грей.
Интересно, все ли наши разговоры будут начинаться с этих слов?
У него открытая и искренняя улыбка.
Я внимательно присматриваюсь к нему, в нем нет ничего, что напоминало бы мне рисунок Сандра, того безликого незнакомца. Тот чужак – сама пустота, а в глазах Зейла столько ослепительного света.