– Я пошел домой. И пытался сообразить, что делать дальше. Стал ходить взад-вперед. Немного успокоился. И минут через пятнадцать вернулся обратно. Я хотел попросить прощения! Не просто прощения! Хотел сказать, что я поеду. У нас все получится. Что я люблю Элору. И на все остальное мне плевать! Что я не хочу оставаться здесь и превратиться в своего папашу!
Неожиданно дождь прекращается. Это похоже на волшебство. И ветер стихает. За разбитым окном вдруг воцаряется мертвая тишина. И мертвая тишина в моей комнате.
Я слышу хруст разбитого стекла под коленями Харта.
– И вот, я нахожу ее на пристани с раздробленным черепом, вместо лица – месиво. Ты бы Элору не узнала. – Я приваливаюсь спиной к стене и оседаю на пол. – Кто-то ударил ее одной из тех якорных цепей, кровь была повсюду. – Я стараюсь не представлять эту картину. – И Элора была мертва, Грейси. Она уже была мертва.
Я не могу находиться с Хартом в одной комнате. С ним и с этим образом. Я отпираю дверь спальни и иду на крыльцо. Харт встает и следует за мной.
Ничто не шелохнется, даже на поверхности реки нет ряби. Колокольчики Евы молчат.
Вскоре сквозь густые облака пробивается лунный свет, и опять начинает жужжать мошкара и квакать лягушки. Они думают, будто все закончилось. Однако это не так. Мы находимся в центре урагана.
– Это я положил Элору в сундук. – Голос Харта едва слышен в густом воздухе. – И я спрятал ее в пруд.
– Зачем? – Я оборачиваюсь к нему, и мне кажется, что я смотрю на незнакомца. – Для чего, Харт? Если ты ее не убивал?
Ведь это настоящее предательство – засунуть Элору в тот темный ящик и оставить гнить в грязном пруду под окном ее собственной спальни. В то время, как остальные сходили с ума от беспокойства и страха. Наверное, это даже хуже, чем убийство.
Харт опускается на сломанные ступеньки, а я внимательно смотрю на него.
– Я испугался, – объясняет он. – Не мог ясно мыслить. Я вообще не думал. Просто сделал, и все. – Он выглядит растерянным. Будто говорит не о себе, а о ком-то другом. – Я прикинул, что, если всплывет наша близость… я буду первым, за кем придет полиция.
– Зачем?
– Никто бы не поверил, что Элора была жива, когда я от нее ушел, и мертва, когда я вернулся через пятнадцать минут. Все бы подумали, что это сделал я. – Харт смотрит в сторону больших черных бочек на пристани. Похоже, не замечает, что одной теперь недостает. – И, наверное, я понял, чем это для меня закончится.
– Почему никто бы тебе не поверил?
– Потому что я – сын убийцы.
– Перестань! Твоя мама – не убийца, Харт. Она защищала себя и тебя.
Он качает головой:
– Я говорю не о маме, а о своем отце.
Я отступаю на несколько шагов.
– Эмбер и Орли, – выдыхаю я в тишине их имена, и Харт кивает.
– Он утопил их в старой ванне с дождевой водой, за нашим домом, а потом оставил их там гнить на жаре, под синим брезентом. – Харт вытирает лицо окровавленными руками. – Ждал подходящего случая избавиться от них.
Внезапно воцарившаяся тишина действует удушающе.
– Зачем? – шепчу я.
– Вероятно, ему наскучило издеваться над моей мамой и надо мной. Хотелось еще крови. Выйти на какой-то новый уровень. Думаю, в то лето отец вышел на охоту.
– Как давно ты это знаешь?
– С того самого дня, как он это сделал, – признается Харт. – Я их видел. Сразу после убийства. Отец заставил меня посмотреть на них. Их глаза были широко раскрыты и таращились в пустоту. Пригрозил, если я проболтаюсь, он сделает то же самое со мной.
– Зачем? – Такую степень жестокости невозможно представить. – Для чего ему надо было, чтобы ты видел?
Харт пожимает плечами:
– Думаю, затем же, зачем он их убил. – Он тяжело вздыхает. – Чтобы почувствовать мой страх и наслаждаться этим.
– Он умел ощущать эмоции других, – замечаю я. – Как и ты. – И Харт кивает.
– Только отец питался чужой болью и ужасом. Вся эта гадость была для него медом. У него была зависимость, как у алкоголика. Ему хотелось все больше и больше. – Харт прижимает подушечки пальцев к глазам, словно хочет стереть то, что видел много лет назад. – Он не мог убить мою маму или меня. Тогда бы люди указали на него пальцем. Поэтому, когда в то утро он увидел Эмбер и Орли одних на дощатом настиле… с голубыми ленточками, словно они были специально приготовленным для него подарком…
Харт рассказывает историю, но это похоже на прослушивание аудиозаписи. Сам он словно отсутствует.
Все, что от него осталось, – это незнакомец с пустым лицом.
– Отец заставил меня сделать это вместе с ним, разбудил ночью, и мы отвезли их к дому Демпси Фонтено, бросили в пруд, чтобы их нашли на следующее утро.
– И ты никому не говорил?
Харт дрожит, и я вспоминаю, что он сидит здесь в одних насквозь промокших трусах. И истекает кровью. Он так похудел, одна кожа и кости.
– Я рассказал одному человеку. – Харт проводит ладонью по волосам. – Маме, но позже.
Кровь и мозги, разбрызганные по кухонным обоям.