Темные ущелья

Резкий быстрый всплеск ярости прогнал размышления. Не успев взять себя в руки, он пнул ведро с баландой – и оно перевернулось.

Вир уставился на лужу с тошнотворным чувством.

Четыре года, четыре гребаных года впроголодь и в одиночестве – и вот до чего он докатился. Ослабел разумом, еле соображает, былая ясность мыслей лишь просвечивает сквозь густой туман истощения и усталой жалости к себе. Он теряет себя в завихрениях памяти и спутанных размышлениях, на избавление от которых уходят часы.

А потом Вир внезапно пополз вперед, чтобы поднять ведро, прежде чем из него вытекут последние остатки рагу.

– О нет, нет-нет-нет… – бормотал узник себе под нос.

Распластавшись, бывший пиратский капитан принялся слизывать остатки жидкости, пока она не просочилась между досками, сгребать твердые кусочки дрожащими пальцами, бросать их обратно на дно ведра, всматриваться в него, скуля, чтобы увидеть, сколько удалось спасти.

– Как же так, ну как же так…

Опять послышались негромкие удары, прямо под тем местом, где Вир сидел на корточках. Он замер, уставившись на пол камеры, как будто мог увидеть сквозь трюмы и корпус, что же моталось там, под килем, и стучало, пытаясь проникнуть внутрь.

Обшивка под ним дала течь.

Сначала она была маленькой: и без того потемневшее от возраста дерево вдруг сделалось еще темней, как штаны обоссавшегося под пыткой. Если бы голая ступня Вира не оказалась прямо в центре мокрого пятна, он мог ничего не заметить. Но затем вода начала пробиваться всерьез, она вырывалась из щелей между досками и поднялась на целых три пальца; она – Вир заметил это, в тревоге отдернув ногу, – вторила его движениям, как живое существо.

Вир попятился к дальней стене камеры, тряся головой, ошеломленно и зачарованно наблюдая, как заметался водный холм на том месте, где он только что стоял, как будто сбитый с толку его внезапным исчезновением. Холм не переставал расти по мере движения, неуклонно поднимаясь вверх, и теперь излучал слабое фосфоресцирующее свечение, как споры морских водорослей, которые он когда-то видел в южных морях.

Может, какая-нибудь сучка на кухне в портовых трущобах подсыпала ему грибной порошок, смеха ради? Горт такого устроить не мог, а вот кто-то другой – запросто. Да, так и вышло, ведь иначе получается, что он…

Вода, казалось, снова обнаружила свою мишень. Прозрачный холм прекратил круговое движение и начал скользить, как целеустремленная медуза, по настилу к узнику. Теперь он был выше колена, и Виру показалось, что он различает внутри какое-то движение – мягкое покачивание и верчение светящихся точек размером с булавочную головку.

Вир стряхнул чары и ощутил ужас: долбаные грибы тут были явно ни при чем.

– Соленый Владыка, – прохрипел он в отчаянии. – Соленый Владыка, спаси и сохрани…

Но голос дрогнул, подвел. Он снова попятился, но из-за цепей вынужден был резко остановиться. Попытался закричать, но крик застрял в горле. Он чувствовал, как глаза вылезают из орбит. Новый сокамерник почти догнал его. Вир в ужасе отпрянул от его блестящего изгиба, выворачивая запястья и лодыжки в кандалах, пытаясь вырваться.

Испуганный нечленораздельный вопль наконец вырвался из проржавевшего горла, пронзил сырой тюремный воздух – и в тот же миг вода поглотила его ноги.

Из коридора донесся еще один пронзительный вопль. И грохот чего-то упавшего. Вир знал, что голос принадлежал Горту, но ему было не до тюремщика. У его ног что-то в воде начало пузыриться, и сквозь бурление всплыло длинное тонкое пятно. Оно было цвета крови. Вир начал биться в оковах, когда это увидел, крича теперь во всю глотку, уже чувствуя боль и сосущее прикосновение этой…

Левый манжет поддался. Его нога оказалась на свободе.

После четырех лет в цепях Виру показалось, что он ее вывихнул. Пират от потрясения споткнулся, и его правая нога освободилась вслед за левой. Он потерял равновесие и вывалился из водяного холма, упал задом на палубу.

Его ноги…

Внезапно он осознал, что все еще кричит, и захлопнул челюсти так резко, что почувствовал боль.

Его ноги свободны.

На палубе снова раздались крики.

Осмелившись, он перестал следить за пузырем воды – тот не двинулся с места, чтобы последовать за ним, – и вместо этого бросил взгляд вниз.

Его ноги были свободны.

Кандалы исчезли. Вир увидел блестящие полосы рубцовой ткани, которыми они обвили его ноги чуть выше лодыжек, впервые смог оценить протяженность шрамов. Он протянул бы руку, чтобы пощупать эти места, но вторая пара кандалов этого не позволяла. Водяной холм рядом с ним вырос до уровня талии и замер, словно верный пес. Вир всмотрелся в него и сквозь искажения слабо светящейся воды, на другой стороне, увидел свои оковы на полу. Они резко обрывались у края пузыря, и внутри не было ничего, кроме расплывчатых пятен и похожих на дерьмо полумесяцев ржавчины.

Пузырь нетерпеливо задрожал.