Из других камер доносилось бормотание людей из его команды, которые медленно сходили с ума от одиночества и погибших надежд. Четыре года назад они начали с того, что перестукивались через деревянные стены, используя код, и громко клялись в верности общему делу. Но очень быстро структура их общения начала разрушаться. Они колотили по доскам в бессвязной ярости. Они вопили, кричали, плакали. В конце концов они начали хихикать и кукарекать, утратив дар внятной речи. В первые два года он мог распознавать голоса, понимать, из чьих уст вырвался очередной вопль, но это время давно миновало. Теперь весь корпус «Несомого волнами» наполнялся отголосками их бормотания и причитаний, как будто все узники уже умерли и остались только привидения.
В коридоре вдоль киля послышались шаги.
Вир приподнялся с досок, на которых лежал, и уставился на рисунок на потолке камеры, образованный просочившимися сквозь решетку солнечными лучами. Слишком рано для еды; обычно его не кормили раньше полудня. От крошечной перемены в распорядке, от разницы, им порожденной, пиратский капитан ощутил, как по всему телу прокатилась волна иррационального возбуждения.
Что-то случилось.
Заскрипел ключ в замке, тяжелая деревянная дверь с грохотом распахнулась, и в образовавшемся пространстве возникла знакомая фигура. Вир моргнул и выпрямился в цепях. Закашлялся и содрогнулся от сырости.
– Горт? – сдавленно прохрипел он. С усилием подавил кашель, хоть это и было непросто. – Что ты здесь делаешь в такой час?
– То же, что и всегда, мать твою. – Тюремщик поднял ведро, стоявшее рядом, – оно оказалось больше обычного. От хлюпающего звука рот Вира наполнился слюной. – И вот что я тебе скажу: может статься, это все, что ты получишь до послезавтра в зависимости от обстоятельств. Не сожри все сразу, ага?
– Понял. А что случилось?
Горт устало вздохнул. Он был пузатым как мешок, мрачным, медлительным и любил ныть. Но по сравнению с остальными тюремщиками казался чуть ли не принцем. Он как будто не осуждал тех, кого сторожил, считал их такими же бедолагами, как он сам, запутавшимися в той же ужасной паутине случайностей, которая привела его к этой ужасной работе. Предыдущие тюремщики, столь же недовольные своей участью, никогда не упускали случая выместить это чувство на заключенных по малейшему поводу, а иногда и вовсе без такового. Это была небрежная жестокость, ничем не отличающаяся от того, чтобы наступить на кота или швырнуть камень в дворнягу – они в основном пускали в ход сапоги или кулаки, лишь изредка прибегая к короткой, усеянной шипами плети – она была ближайшим подобием знака отличия в этой области деятельности. Но Вир ни разу не видел, чтобы Горт снимал плеть с пояса, и худшим, что ему пришлось вынести от этого человека, были бесконечные монологи о том, какое множество обид он претерпел от судьбы, коя к нему предвзята.
– Я должен закончить все дела на этом гребаном корабле и вернуться в порт до полудня – нормально, да? Хотел бы я поглядеть, как кто-нибудь из Канцелярии справился бы с таким заданием. Они там, наверное, думают – вот, держи, можешь спрятать или съесть сразу, как захочешь, – они думают, у меня есть гребаный баркас и полная команда гребцов, чтобы кататься туда-сюда, тогда как на самом деле у меня два сломленных ветерана, у которых больше шрамов, чем нетронутой кожи, и которые с трудом отличают один конец весла от другого. И ведь это не всё! – Горт с угрюмым видом уселся на пороге. – После того, как с вами закончим, мы должны вернуться с провизией и лекарствами для желто-черных. Надеюсь, они там себе не вообразили, что я хоть одной ногой ступлю на те гребаные палубы? Ага, разбежался, за такое жалованье. Пусть долбаные лепилы туда идут, хоть отработают свои деньги для разнообразия…
– Желто-черные? – Голос Вира все еще был хриплым оттого, как редко он им пользовался, но от вновь проснувшегося интереса пират встрепенулся. – Ты хочешь сказать, прямо тут? Рядом с плавучими тюрьмами?
– Ну да, долбаные чумные корабли, куда еще их могли засунуть? Дозорные привели их сюда, прям целой эскадрой. – Он кивнул куда-то в сторону иллюминаторов. – Три корабля, два из них – захваченные имперцы. Наверное, оттуда и пришла зараза – судя по тому, что я слышал, южане те еще грязнули. Ну, хоть знамена подняли, и то хорошо.
– Чума. – Вир произнес это слово как имя бога, которому мог бы поклоняться. Он позабыл про ведро с бурдой, что стояло на полу.