Темные завесы

Но Кэтрин чувствовала себя обязанной. Мимоходная жестокость смерти Ребеки, безрезультатное расследование причин ее, трагический эффект, который эта смерть оказала на ее мужа, – не говоря уже о безразличии, которое это печальное событие вызывало у ее собственного сына, – оскорбляли Кэтрин. Как трещина в стене, как пятно на ковре. Как то, что просто невозможно игнорировать. По крайней мере, так она говорила себе, не обращая внимания на предостережение Алекс.

Уставившись в экран своего офисного компьютера – на фотографию Ребеки Райт в журнале «Вог», Кэтрин пыталась представить себе эту красивую молодую женщину живой, жизнерадостной и полной надежд на светлое и значительное будущее среди влиятельных и могущественных людей. Такое будущее, которое, казалось, некогда ждало и саму Кэтрин. Завораживающий взгляд Ребеки было трудно прочесть, но, должно быть, это было первое, что поразило фотографов в начале ее карьеры в качестве востребованной супермодели. Как и на фотографии, которую Кэтрин обнаружила спрятанной в той шкатулке с памятными вещицами, не имело значения, что делала остальная часть ее лица: улыбалась, надувала губы, кокетничала, соблазняла или принимала любое другое отработанное выражение из числа тех, которые такая звезда, как Ребека, довела до совершенства. Это ее глаза цвета индиго были тем, что парализовало тебя. Эти глубокие колодцы. Но чем, на самом-то деле? Кроющимся в них любопытством? Высокомерием? Беззащитностью? Всем сразу? Была ли эта женщина тем, что ты когда-либо мог по-настоящему узнать?

Был уже почти полдень, и Кэтрин поняла, что так и не закончила справку, которую поручила ей подготовить Александра Голд, – по апелляционному ходатайству родителей из Балтимора, подавших в суд на медицинский центр Джона Хопкинса за причинение смерти по халатности их маленькой дочери, сердце которой остановилось во время операции. «Брэкенридж, Келли и Левин», естественно, представляли могущественный медцентр, и Алекс хотела найти лазейку в прецедентном праве, чтобы поддержать доводы защиты о том, что корпорация имеет право не раскрывать содержание бесед с несколькими сотрудниками, проведенных при расследовании инцидента, поскольку таковые беседы охраняются привилегией адвокатской тайны в отношении клиента. Но присутствовал и этический вопрос, который беспокоил Кэтрин, учитывая тот факт, что первоначальные опросы проводили адвокаты самой клиники, которые впоследствии убедили ее сотрудников согласиться на то, чтобы в предстоящем судебном разбирательстве их представляла юридическая служба медцентра. «БКЛ» утверждала, что не существовало прецедента, обязывающего больницу передать результаты этих опросов, хотя прецедентное право трактовало данный вопрос довольно неоднозначно и противоречиво. Симпатии Кэтрин были на стороне родителей, но она знала, что Алекс не удовлетворит подобный подход. Поэтому сразу же подготовила к справке личную служебную записку, в которой утверждала, что в общих интересах быстро и по-тихому урегулировать этот вопрос внесудебным соглашением, сопровождаемым договором о неразглашении, чтобы в дело не сунули нос вездесущие СМИ. Да, немного грязновато, но всяко лучше, чем годы судебных разбирательств, в течение которых родители будут вынуждены вновь и вновь переживать трагическую смерть своей дочери.

К ее удивлению, Алекс сразу согласилась с ее оценкой ситуации и позже в тот же день собиралась изложить эти ее аргументы своим партнерам.

– Хотя мне интересно, была бы ты такой размазней всего пару месяцев назад, – хмыкнула ее подруга, прочитав записку Кэтрин. – Ты всегда была настоящей амазонкой.

Кэтрин хотела отстоять свою позицию как наиболее прагматичный, хладнокровный подход, но все же признала, что «пребывание по ту сторону зазеркалья, пожалуй, и вправду меняет точку зрения на некоторые вещи».

И все, что ее на самом деле заботило, – это как бы поскорее вернуться на эту сторону.

* * *

На то, чтобы выяснить, где живет Роберто Гутиэррес, много времени не потребовалось, и когда тот наконец ответил на звонок, в голосе у него звучало почти облегчение оттого, что ему есть с кем поговорить. Он был из тех, кто помнил. Именно он и открыл Ребеку.

– Тогда я был зачуханным фотографом-поденщиком без гроша в кармане, едва не помиравшим с голоду. А она – семнадцатилетним необработанным бриллиантом, работавшим в закусочной на колесах в Квинсе.

– В Квинсе? – удивленно переспросила Кэтрин.

– Во всем, что я читал, говорится о том, что родом она из какой-то аристократической семьи в Майами. Отец – бразильский дипломат, мать – ученая.

На другом конце провода раздался тихий смешок.

– Наверное, вам захочется навестить меня, чтобы мы могли нормально поговорить.